Марко Вовчок

Не рыдай так безумно над ним,
Хорошо умереть молодым!
Беспощадная пошлость ни тени
Положить не успела на нем,
Становись перед ним на колени.
Украшай его кудри венком!

Перед ним преклониться не стыдно,

Вспомни, сколькие пали в борьбе!..
Сколько раз уже было тебе
За великое имя обидно!
А теперь его слава прочна:
Под холодною крышею гроба
На нее не наложит пятна
Ни ошибка, ни случай, ни злоба…
. . . . . . . . . .
Русский гений издавна венчает
Тех, которые мало живут,
О которых народ замечает:
«У счастливого недруги мрут,
У несчастного друг умирает…»

Рукопись элегии сохранилась в бумагах Марко Вовчка вместе с письмом Некрасова: «Только Вам, Мария Александровна, решаюсь покуда дать это стихотворение. Писарев перенес тюрьму, не дрогнув (нравственно), и, вероятно, так же встретил бы эту могилу, которая здесь подразумевается…»

ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

На протяжении двух с лишним лет, пока не появился свой журнал, Марко Вовчок ведет в «Отечественных записках» отдел иностранной литературы. Она внимательно следит за новинками, подбирая произведения английских, французских и немецких писателей, не чуждые демократическому направлению передового русского журнала; переводит и редактирует переводы, пишет компилятивные очерки, обрабатывает заграничные материалы (например, «Парижские письма» Шассена).

Выявлены далеко не все ее работы. Автором этих строк установлена принадлежность Марко Вовчку цикла неподписанных очерков: «Мрачные картины» — о творчестве Гринвуда, Мегью и Сала, с переводами характерных отрывков («Отечественные записки», 1868, № 11, 1869, № 1, 2, 5). Главное достоинство упомянутых писателей она видит в стремлении «смывать с окружающего нас мира фальшивые краски и… называть вещи по именам, не заблуждаясь насчет их действенных качеств».

«Мрачные картины», выдержанные в духе боевой публицистики шестидесятых годов, написаны зашифрованным «эзоповым» языком. Сопоставления сами напрашиваются, выводы читаются между строк. Вот первый попавшийся абзац:

«Сословие благонамеренных читателей очень многочисленно, они очень крикливы, однако при всей своей многочисленности и крикливости, они не в силах подавить меньшинства людей иного закала, тех людей, которые не боятся взглянуть прямо в лицо существующему злу, не бегут прочь при виде общественных язв. Эти здоровые, свежие, крепкие люди сразу узнают в вышеупомянутых авторах честных деятелей и встретят их с уважением и сочувствием».

В том постоянстве, с каким она возвращается к обличительным книгам Гринвуда, Мегью и Сала, нельзя не усмотреть определенной политической тенденции, совпадающей с программными установками «Отечественных записок»? Редакторы журнала всецело ее в этом поддерживали. Сохранилась записка Г. З. Елисеева от 6 мая 1869 года: он уведомляет писательницу, что зайдет к ней на следующий день вместе с Салтыковым посовещаться относительно Гринвуда.

В том же году в «Отечественных записках» было напечатано несколько глав из книги Гринвуда «Семь язв Лондона»; в 1870 году — роман Мегью «Мощено золотом». И в дальнейшем Марко Вовчок не раз обращалась к этим суровым реалистам, которых она открыла для России.

При повышенном спросе на новинки иностранной литературы конкурирующие журналы и-переводчики должны были проявлять расторопность. Победу одерживал тот, кто опережал соперников. Когда в Петербурге стало известно о новом романе Виктора Гюго, поднялся ажиотаж. Но преимущество было на стороне «Отечественных записок»: сочинения Гюго выпускал его близкий друг Этцель, благоволивший Марко Вовчку.

В феврале 1869 года она предприняла первую после возвращения в Россию поездку в Париж и получила от Этцеля гранки романа «Человек, который смеется». Гранки были тотчас же переправлены в Петербург, розданы переводчицам, и уже в апреле «Отечественные записки» начали печатать наспех состряпанный перевод. Марко Вовчок едва успевала пройтись по нему пером и кое-как залатать швы. Был обеспечен выигрыш во времени, хотя и в ущерб качеству. В том же месяце Этцель известил ее о выходе в свет первого тома романа.