Марко Вовчок

В Немирове, как и в других городах Подолии и Волыни, где сильно было польское влияние, распространялась агитационная литература и велась подготовка к восстанию. Из гимназистов-патриотов формировался повстанческий отряд.

В письмах Марко Вовчка упоминаются некоторые Немировские гимназисты и среди них Теобальд Шуазель, будущий политический эмигрант, с которым она встречалась за границей как с человеком, близким ей по духу.

Инспектор гимназии Александр Дельсаль устраивал у себя на дому еженедельные любительские концерты, где собирались пожертвования «на вызволение Польши». С Дельсалем Марковичи были в наилучших отношениях.

Случалось, что учеников-старшеклассников исключали из Немировской гимназии с «волчьим билетом» за революционную агитацию и хранение стихов «преступного содержания». Стихи и песни с проклятиями русскому царю и прославлением борцов за свободу имели в то время широкое распространение в юго-западных губерниях. Пели их на тайных сходках и поляки-гимназисты в Немирове.

Оказавшись в этой новой для нее среде, Мария Александровна Маркович быстро и легко усвоила польский язык. Познакомилась она и с польской литературой. Адам Мицкевич вместе с Пушкиным, Лермонтовым и Шевченко стал для нее до конца жизни любимым поэтом.

Позже, когда в круг ее друзей вошли польские революционные эмигранты, участники восстания 1863 года, профессор Московского университета С. В. Ешевский, сам родом поляк, писал Марии Александровне: «Мне приходит на память ваш превосходный варшавский выговор и то, что вы жили в центре польской агитации в самое горячее ее время».

«РЫЦАРИ ЧЕСТИ И ДРУЖЕСТВА»

Когда Марковичи приехали в Немиров, там еще свежи были воспоминания о предшественнике М. А. Тулова, мракобесе и деспоте Зимовском.

Новому директору Немировской гимназии, либеральному педагогу-словеснику М. А. Тулову, стоило немалых усилий искоренить аракчеевский режим, насаждавшийся его предшественниками. Тулов живо интересовался народным творчеством, что само по себе создавало почву для его сближения с Марковичами, и пока его не перевели в Киев, Афанасий чувствовал себя как за каменной стеной. Но застать в Немирове сплоченную группу учителей-украинцев и обрести в их лице единомышленников и верных друзей было для Марковичей настоящим подарком судьбы.

Преподаватель русского языка и словесности Петр Гаврилович Барщевский, математик Илья Петрович Дорошенко, историк Автоном Григорьевич Теодорович приветливо встретили новоиспеченного географа и организовали вместе с ним и его женой своеобразную «коммунистическую колонию» наподобие тех молодежных коммун, какие возникали в шестидесятых годах.

Деньги держали в общей кассе и сообща нанимали кухарку, которая готовила на всех. Чтобы увеличить поступления — учительский заработок едва позволял сводить концы с концами, — приняли на пансион трех или четырех гимназистов-поляков и отвели им комнаты в том же доме на Нижне-Гимназической улице (сейчас улица 25-го Октября, № 23), арендованном у врача гимназии Оппермана.

Этот старый деревянный дом, крытый гонтом, с узкими террасами вдоль стен обоих этажей, находится теперь под охраной государства. На фронтоне укреплена мемориальная доска: «В цьому будинку в 1855–1858 рр. жила і працювала видатна українська і російська революційно-демократична письменниця Марко Вовчок», а одна из комнат бывшей гимназии (ныне Педагогическое училище имени Марко Вовчка) отдана музею писательницы.

В доме Оппермана огни горели до полуночи. Здесь всегда было шумно и весело. Застольные беседы сменялись чтением стихов и статей из свежих журналов, чтение — пением народных песен. Иногда всей колонией отправлялись к живописным берегам Буга, в пяти-семи верстах от Немирова, и устраивали пикники. Об одной такой поездке — в июне 1858 года — много лет спустя вспоминал П. Г. Барщевский в письме к Марии Александровне: «Скоро день моего ангела. Помнится, как мы его праздновали на берегу Буга. Ели мороженое, закутывались шинелью».

Сохранившиеся сведения о Барщевском рисуют его с самой привлекательной стороны, как бескорыстного энтузиаста просвещения. Когда ему поручили «исправлять должность» библиотекаря гимназии, он набрал частных уроков и весь дополнительный заработок тратил на покупку книг, так как казенных средств и пожертвований Потоцкого на пополнение ученической библиотеки не хватало.

Знакомство с Марией Александровной произвело на Барщевского неизгладимое впечатление. «Вы возбудили во мне такое чувство, — признается он в том же письме, — что и долгие лета разлуки не могут стереть и уничтожить его. Я уже стар, все вокруг меня меняется, и я меняюсь ко всему окружающему, но вы остались в моих глазах тою же Марией Александровной, какую я знавал в доме Оппермана».