В ту пору я считал, что подобные предостережения продиктованы злобой, которую дон Хуан затаил ко мне из-за нелепой моей выдумки, будто у него пупок похож на раковину. Мне казалось, что он не упускает и в будущем не упустит возможности отомстить мне. Вот почему я чувствовал себя так, словно был уже одной ногой в стремени, — готовый пуститься в далекий, заманчивый путь к неведомым портам и сказочным странам, начать жизнь, полную приключений.
С другой стороны, меня возмущало упорство некоторых преподавателей, видевших в зубрежке единственный метод обучения. Не признавая зубрежки, я считал несправедливыми отметки, полученные у этих преподавателей. Против них я направил всю свою изобретательность, преследуя их насмешками и злыми выходками.
В тот год я объявил войну дону Гордиа
но Хименесу — человеку с солидным авторитетом, приобретенным за долгие годы преподавания испанского, латинского и греческого языков. Это был любопытный субъект: кислое выражение лица, свирепые усы, остриженные под машинку волосы, коренастая фигура, тучный живот, туго затянутый черный костюм с протертыми и замасленными воротником и манжетами, с неизменным жилетом, всегда в одном и том же растрепанном и засаленном галстуке — таков был дон Гордиано, который, кроме того, никогда не мылся, распространяя неприятный запах; у него была привычка громко шмыгать носом и то и дело прерывать урок, оглушительно сморкаясь; говорил он хриплым и раскатистым басом, похожим на вой конго[96].Дон Гордиано, пользовавшийся в Алахвэле славой мудреца и талантливого ученого, был упорным и непоколебимым сторонником зубрежки. Он гордился своей исключительной памятью и беспрестанно хвастался ею, точно желая ошеломить учеников.
— Вы хотите услышать точное определение предложений, именуемых повествовательными? — рычал дон Гордиано в ответ на неожиданный вопрос ученика. — Хм, хм, хм… Посмотрим! Благоволите взять «Грамматику» Гагини и открыть на странице сто сорок пятой… Хм, хм… Отыщите там шестой параграф тридцатого урока… Нашли? Отлично! Благоволите прочесть…
— «Повествовательными, — читал ученик, — называются те предложения, в которых утверждается исполнение какого-либо явления: например, сегодня праздник, завтра отпразднуется свадьба…»
— Точка! И абзац! — громовым голосом останавливал мальчика старый учитель, усаживая его повелительным жестом руки. Затем, закрыв глаза и поглаживая громадные усы, он читал на память весь абзац шестого параграфа так, словно глядел в «Грамматику».
— Некоторые предложения носят ограничительный характер — запятая — как — запятая — например — двоеточие — «я почти разбил стакан» — точка с запятой — «я едва не разбил стакан» — точка — конец предложения! — Тут дон Гордиано сморкался, и весь класс вздрагивал от этого громоподобного звука.
Из года в год дон Гордиано приводил одни и те же грамматические примеры, не меняя запятых и тщательно сохраняя порядок слов; прочитывал все параграфы так, точно декламировал стихи, выдерживая размер и ритм путем особой интонации в произношении отдельных слов — всегда тех же самых слов — и отбивая такт отрывистыми ударами указательного пальца по столу. Высмеивая его, я начинал стучать по парте и, подражая ему, декламировал:
Таков был его метод. Беда ученику, пропустившему запятую или заменившему слово! Если я находил другой пример или пытался дополнить продиктованный им, старик прерывал меня ревом:
— Садитесь, идиот! Думаете, что открываете новое солнце?.. Получайте четверку за тщеславие! — и немедленно добавлял: — Знаете ли вы, что такое тщеславие? Возьмите мой словарь и отыщите на странице тысяча пятьдесят второй четвертую строчку сверху. Вот вам и не придется напрягать свой драгоценный мозг, подыскивая новое определение. Тут имеется точное определение: «Дерзость, наглость, глупая надменность, тщетные домогательства»!
Летисия — та самая, которая обвинила Чуса Молина и Мартинеса-Пузана в озорстве, — была усердной зубрилой, а потому блистала на его уроках. Стоило девочке подняться, чтобы продекламировать урок, как я принимался вертеть позади нее рукой, делая вид, будто завожу патефон. А когда Летисия кончала трещать языком и, запыхавшись, садилась, дон Гордиано сопел от удовольствия и приговаривал:
— Очень хорошо, Летисия, ставлю вам единицу! Вот это называется изучать!.. — И, бросив в мою сторону быстрый взгляд, он добавлял: — И не стыдно тем глупцам, что пытаются прикрыть свою лень неумными шутками?