Напрасно ожидала либеральная буржуазия встретить противодействие требованию равноправности женщин со стороны крестьянства, косность, невежество и консерватизм которого, казалось, служили тому порукой. Действительность опрокинула эти неосновательные ожидания. Наиболее горячими, энергичными, а главное, искренними защитниками женского равноправия в Думе явились именно представители крестьянства — трудовики. Если аргументация и этих защитников женского равноправия подчас хромала, если и трудовики, идя по следам буржуазного либерализма, подкрепляли свои доводы ссылками на «естественное право», на «справедливость» и «благо народное» (см. речь Заболотного), то за этими внешними недочётами ощущалось присутствие великой силы: устами трудовиков говорил неприкрашенный голос самой жизни. Для трудовиков зашита женского равноправия являлась не просто обязанностью, налагаемой политической петицией, а непосредственным живым требованием целого слоя населения, требованием, с которым самым тесным образом связаны были его классовые интересы. Полное торжество демократических принципов над старофеодальным строем являлось conditio sine qua non дальнейшего существования крестьянства. Пока сословные привилегии не отменены, пока какие-либо правовые ограничения ещё тяготеют хотя бы над частью крестьянства, до тех пор народ не может вздохнуть полной грудью, не может расправить свою согбенную спину, привыкшую возить на себе «барина». «Барам» — той части человечества, что снабжена всеми правами, что обладает всеми привилегиями,— крестьянство противопоставляло себя целиком, включая сюда и крестьянских женщин. Пусть политическое сознание крестьянства только что складывалось; пусть слова о классовой борьбе впервые долетали до слуха его представителей в залах Государственной Думы. Но где-то в области подсознательной зарождалось у них представление, что крестьянская женщина, хотя она всего только «баба», всё же ближе крестьянину, чем чуждые и даже враждебные ему представители буржуазии и дворянства. Классовый инстинкт совершенно правильно заставлял усматривать в распространении «прав» даже на крестьянок своего рода гарантию против господства других сословий. Необходимо было хлопотать о том, чтобы «права» не миновали «своего брата — крестьянки».
Эта точка зрения крестьянства особенно отчётливо сказалась на съездах крестьянских союзов. Уже на учредительном съезде, в июле 1905 года, депутаты-крестьяне указывали, «что раз мы, крестьяне, добиваясь земли, не исключаем использования ею и женщин, то было бы непоследовательно лишать их политических прав. Это особенно важно в тех местностях, где мужское население занимается отхожими промыслами и дома остаются одни женщины»[43]
. В подкрепление своей мысли один из присутствовавших крестьян заявил, что, добиваясь и для женщин избирательного права, крестьянство рассчитывает этим создать «вторую армию», защищающую крестьянские интересы. Съезд тогда же вынес единогласное решение в смысле предоставления женщинам активного избирательного права во все представительные учреждения и большинством голосов (против трёх) высказался за пассивное избирательное право. Ряд постановлений, принятых на крестьянских сходках (в Пензенской, Харьковской, Ковенской, Полтавской и других губерниях), подтверждает, что вопрос о политическом равноправии женщин тесно сливался в представлении крестьян с расширением их собственных прав и трактовался ими не с точки зрения «абстрактной справедливости» и других высших идеологических категорий, а подсказывался практическими жизненными соображениями.