Марксистский феминизм. Коллекция текстов A. M. Коллонтай

«Но я пойду дальше, чем Джон Стюарт Милль. Я нахожу, что желательно, чтобы женщины занимались политикой, и чем больше они ею будут заниматься, тем лучше для государства, общества и прогресса. Вам это положение кажется странным и парадоксальным; я замечаю иронические улыбки, но надеюсь, что, выслушав мои объяснения, вы признаете, что об этом, по крайней мере, следует подумать. Что такое политика и что значит заниматься политикой? Заниматься политикой — значит заботиться об общем благе; интересоваться политикой — значит интересоваться не шкурными своими интересами, эгоистичными, а интересами общего блага».

«Интересы общего блага и культуры требуют от нас, чтобы мы предоставили женщинам политические, т. е. общественные права и обязанности»,— закончил свою речь Петражицкий.

Несмотря на блестящую форму этой речи, аргументация почтенного профессора едва ли звучала убедительно; свои доказательства признания женского равноправия он строил на обычном идеологическом базисе буржуазного либерализма: «подъёме культуры», принципе «общего блага», принципах «справедливости», «гуманности» и т. п. Ни слова о растущем значении женского труда в экономической жизни народов; ни слова о том политическом значении, какое имело бы для демократии распространение на женщин избирательных прав. Но всего характернее то, что, отстаивая принцип равноправности женщин, почтенный профессор спешил наперёд успокоить общественное мнение, оговариваясь, что выставленные положения фактически ещё далеко не установят действительного равенства полов. «Если наши положения относительно участия женщин в управлении, относительно государственной службы, участия в народном представительстве и т. д. сделаются законом, то наивно было бы думать, будто на основании этих законов получится фактическое равенство женщин в области администрации, народного представительства и т. д. Старые предрассудки, эгоистические интересы представителей привилегированного пола и другие препятствия будут ещё долго, с особенною силою вначале, мешать не только достижению полного равенства и справедливости, но даже некоторому приближению к этому. Лишь сравнительно немногие женщины, лишь особенно и чрезвычайно дельные и выдающиеся, гораздо более дельные и выдающиеся, чем конкурирующие с ними в качестве кандидатов в депутаты, в администраторы и т. д. мужчины, фактически достигают соответственных прав», другими словами: «не бойтесь, дорогие товарищи, признать в принципе женское равноправие,— в жизненной практике этому пожеланию ещё далеко до осуществления». Очевидно, нужен был такой припев, чтобы склонить кадетское большинство Первой Думы в пользу принципа равноправности женщин.

Дипломатическая нотка, звучавшая у кадетских ораторов каждый раз, когда заходила речь о женском равноправии, показывала, что если общее настроение страны и стремление кадет сохранить свою популярность обязывали выражать сочувствие демократическим требованиям женщин, то, с другой стороны, «ответственное положение» партии, с которою вели переговоры о составлении кадетского министерства, заставляло держаться в границах «осторожности» и «реальной политики», Этим двойственным положением и обусловливалась та неопределённая позиция, какую заняли кадеты в вопросе о женском равноправии. Не удалось кадетам подчеркнуть свою «прогрессивность» в этом вопросе и за счёт «правых» — противников женского равноправия. Правые, в лице графа Гейдена, не столько оспаривали самый принцип, сколько выдвигали «сложности» и «трудности» его осуществления на практике.