Марксистский феминизм. Коллекция текстов A. M. Коллонтай

Эта несколько запоздалая поправка относится к другому месту ответного адреса, где говорится о выработке закона, уравнивающего в правах всех граждан с отменою всех ограничений и привилегий, обусловливаемых сословием, национальностью, религией. Невключение в этом месте слова «и пола», во всяком случае, весьма характерно; оно свидетельствует, что, передавая защиту своих интересов в руки просвещённых либералов, женщины едва ли могут быть спокойны за участь своей судьбы…

Возражает Набокову по первому пункту, о политических правах для женщин, не кто-либо из кадетских представителей, но опять-таки трудовик Аникин:

«Точно также говорят, не будет единодушным выражение воли народа, если мы уравняем в правах женщин целую половину нашей страны, целую половину страдающих матерей, выносивших нас на руках как детей. Как будто женщина не может положить свой избирательный шар или подать свою избирательную записку, как будто бы она почему-то этого не может сделать! В свободной стране все свободны, и сам докладчик проекта сказал, что в части адреса, где говорится о гражданских правах, по недосмотру пропущены женщины. Если они там пропущены по недосмотру, то здесь они пропущены по досмотру, и этот досмотр преступен. Я думаю, что они должны быть утверждены в гражданских правах».

Задетый за живое, Набоков уже определённее выражает истинное отношение к вопросу женского политического равноправия если не всех кадетских представителей, то влиятельной их части:

«Я должен подчеркнуть то, о чём я имел уже честь говорить; в данном вопросе мы, например, принадлежащие к партии народной свободы, не поступаясь нашими убеждениями, говорили о формуле, которая, с нашей точки зрения, объединяя весь народ, может быть принята. Предшествующий оратор может быть, и прав; для нас, т. е. для большинства, полного и определённого убеждения в этом нет. Мы не берём на себя смелости утверждать, что единодушная воля народа требует политического равноправия для женщины, и мы не говорили о такой единодушной воле народа. Если мы ошибаемся в этом, то именно только в этом».

Его поддерживает князь Шаховской; он также защищает редакцию комиссии, признавая необходимым отложить решение вопроса о прямом голосовании и о женских правах до того времени, когда будет вырабатываться соответствующий закон. Принять постановление по этим обоим вопросам Дума должна только после более солидного и основательного их выяснения.

Френкель берёт сторону «осторожных» кадетов против Ломшакова и Протопопова, высказывающихся за распространение избирательного права на женскую часть населения, и отрицает необходимость раскрытия избирательной формулы. В подтверждение своего мнения указывает он на то, что «в пределах той же комиссии было достаточное число лиц справа, хотя и меньшинство, которое стоит на точке зрения ненужности предоставить теперь же избирательное право женщинам, и для того, чтобы мы имели право говорить об единодушном требовании страны, нам нужно было констатировать полное единодушие в рядах нашей комиссии — мы ведь не можем судить так легко, как здесь судят».

Итак, господа кадеты даже в первые, исключительные по своему значению, дни существования народного представительства, в этот полный иллюзии и надежд торжественный момент всё же не решались открыто стать на сторону демократических требований. У них не хватило «смелости утверждать», что народ желает посыпать в Думу своих представителей, избранных непосредственным голосованием, чтобы в интересах демократической России удвоить при помощи распространения на женщин избирательных прав число своих избирателей.

В трогательном единении с «осторожной» частью кадет выступают беспартийный крестьянин Кругликов и октябрист граф Гейден.