«Эти права (т. е. права женщин),— говорил Гейден,— тоже чрезвычайно сложны, ибо попутно они затрагивают семейное право. В настоящее время жена следует за мужем; следовательно, если жена от мужа уйдёт, семья, по нашему закону, группируется вокруг мужа. Если дать жене равные права с мужем, надо немедленно выработать закон о разлучении совместного жительства супругов, выработать закон о том, к кому переходят дети разлучённых супругов. Тут карандашом ничего не поделаешь; надо вникнуть в весьма пространные особенности, в особенности в крестьянском быту, где, например, по обычаю в надельном имуществе дочь не является наследницей после отца при живых братьях. Следовательно, весь уклад общины складывается на единицах мужского пола. Раз женщина будет равноправна, понятно, она должна иметь права и в общине, и в крестьянском имуществе. Следовательно, сюда входит весьма обширный материал, который далеко не так легко разработать».
Гейдену вторил проф. Ковалевский:
«Равные права в государстве налагают на граждан и равные обязанности. Поэтому при обсуждении вопроса о женском политическом равноправии сейчас же возникает вопрос о том, распространим ли мы на женщин и воинскую повинность, образуем ли мы корпус амазонок или нет? По всей вероятности, никто не собирается образовывать корпуса амазонок. Придётся на этот счёт сделать ту же поправку, которую англичане сделали со времён Елизаветы и первых кодификаторов общего земского права, в том числе судьи Кока. Англичане выражают это известным афоризмом: парламент всё может сделать, но не может обратить мужчину в женщину и женщину в мужчину».
Наконец, третьим противником равноправия женщин выступил крестьянин Кругликов. Однако его аргументация сводилась больше к изречениям, почерпнутым из священного писания: «жена да убоится мужа», «Ева сотворена Господом помощницей Адама, но не на равных правах» и т. п. «Если и бабам равные права дать, что же тогда выйдет? Чем же мужики должны заниматься тогда? Баб, стало быть, на сходку посылать? И в поле, стало быть, их посылать? И в солдаты отдавать? А мужикам дома быть?»,— вопрошал Кругликов. Однако Кругликов представлял собою такого ничтожного оппонента и так мало выражал действительное настроение крестьянства в тот исторический момент, что совсем не располагал кадет к полемике.
Вообще знаменательно, что в Первой Думе женское бесправие не имело ни одного яркого защитника и выразителя. То самое общественное настроение, которое создавалось за стенами Думы и заставляло думское большинство неожиданно для себя самого выдвигать и отстаивать радикальные, почти «социалистические» реформы, толкало Думу и по вопросу о женском равноправии левее, чем она сама того хотела. Кадеты в данном случае лишь плыли за общим потоком; вместо того чтобы очутиться в роли блестящих, но изолированных борцов за демократические принципы, в том числе за женское равноправие, они должны были только вторить голосам, раздававшимся с левых скамей.