Марксизм: испытание будущим

Как известно, XX век - это время появления и преодоления самых больших и небывалых ранее двух тоталитарных политических режимов правого и левого толка. При всей их схожести, нельзя игнорировать их существенное социальное различие. Первый обслуживал интересы буржуазии, второй, не забывая о корыстных интересах советской бюрократии, был вынужден в определенной мере охранять завоевания Октября и интересы рабочего класса. Повторю, с моей точки зрения, СССР на протяжении всей его истории продолжал оставаться переходным обществом, в котором решался известный ленинский вопрос: «кто кого: социализм или капитализм?»31.

Этот вопрос имел свою внутреннюю и международную логику развития. В отдельные периоды советской истории на первый план выходили внутренние противоречия страны. Они проявились, например, в борьбе Ленина со Сталиным по национальному вопросу, сталинской фракции сначала с левой, а затем с правой оппозициями, отстаивающих ленинские методы создания социализма в СССР, в чистках 1936-1937 гг., уничтоживших целое поколение революционных кадров в стране, в проведении XX съезда партии, нанесшего сокрушительный удар по сталинизму и возродившего многие ленинские традиции партийной жизни. Каждый раз в такой борьбе проявляли себя силы, ориентированные на подлинный социализм и силы выступавшие против него. Не менее наглядно они проявлялись и на международной арене, в годы Великой Отечественной войны и послевоенной гонке вооружений, в борьбе за мир и разрядку международной напряженности и т. д. Шло время, менялись политические режимы, но вопрос «кто кого?» оставался в СССР до начала 1990-х гг.

Следует признать, что многие теоретические рассуждения Водолазова, связанные с пониманием современности имеют неординарный характер (например, такова его интерпретация идеи «всемирности», предвосхитившая современную идею глобализации). Тем не менее, все они, по своему, игнорируют переходную природу советского общества32. А это, в свою очередь, ведет к тому, что он не замечает (или не хочет замечать)33 существенные различия между сталинизмом и другими политическими режимами в советской истории (своеобразный либерализм НЭПа, авторитарно-демократическое правление Хрущева, авторитаризм Брежнева и демократия времен перестройки). В итоге у него живая советская история испаряется и вместо нее остается лишь сплошное господство одного тоталитарного режима власти.

Критикуя тоталитарную природу советского общества, которую он иногда называет «бюрократическим социализмом», Водолазов, как это уже отмечалось, пытается ее теоретически объяснить через понятие «новая формация». Эта формация, по его мнению, представляет собою «принципиально особый и небывалый до селе тип общества», лежащий (по сравнению с Западом) на особым историческом пути развития России.

Ее основные характеристики таковы: «В СССР - не «социализм с деформациями», а - «несоциализм», особое социальное устройство несоциалистического (и не капиталистического) типа, в котором экономическая и политическая власть, собственность на средства производства принадлежит сословию государственных чиновников, бюрократии, а народ - их наемный (и, добавим, бесправный, не имеющий серьезного влияния на социальную и политическую жизнь) работник»34.

При всем уважению к автору теории «новой формации», на мой взгляд, у читателя остается не очень ясным ее социальное содержание. На самом деле, негативное определение новой формации, которая одновременно противоположна и капитализму и социализму, мало что дает для ее теоретического понимания. Как известно, любое определение есть отрицание, но не всякое отрицание есть определение. Когда Водолазов говорит, что новая формация является «несоциалистической (и не капиталистической)», то сразу возникает вопрос, а какой же она является на самом деле: рабовладельческой, феодальной, капиталистической, коммунистической? Где характерный для нее определяющий признак? Где тот класс, который является ее социальным носителем? Если таковым является бюрократия, то почему Автор ее называет «сословием»? Если бюрократия в СССР превратилась в класс, то каково ее место в развитии хозяйства? Почему она, в частности, не может распоряжаться собственностью на средства производства: не имеет возможности их продавать, передавать по наследству и т. д.? Почему Автор открыто не заявляет о той прогрессивной роли в социально-экономическом развитии общества, которая должна быть у любого нового класса, а значит и бюрократии? Наконец, не доказывает ли он своей идеей «новой формации» объективную необходимость сталинизма в истории?