Марксизм: испытание будущим

Подчеркнем еще раз: политическое творчество большевиков во главе с Лениным и Октябрьская революция - для Межуева априори сугубо «антидемократические» явления. Иногда просто поражаешься тому, что он пишет по этому поводу. Например: «Ленин даже не скрывал антидемократического характера совершенного им политического переворота, мотивируя его якобы классовой склонностью пролетариата к диктаторским формам правления... Нигилистическое отношение к демократии, традиционно свойственное российскому менталитету - официальному и народному, и отличает ленинизм от марксизма»145. Где и когда подобное говорил Ленин? Почему «нигилистическое отношение к демократии» свойственно «российскому менталитету» и, в частности, ленинизму? Кто это доказал? Как известно, Ленин, напротив, считал демократию необходимой предпосылкой социалистической революции, критиковал «леваков» за непонимание этой истины.

Вообще, для Межуева понятие «демократия» - это некая абстракция, некая «священная корова», которая не имеет социального содержания и не нуждается ни в какой политической пище. Он совершенно не хочет замечать, что Октябрьская революция осуществила поистине демократический переворот, освободив и подняв к нормальной жизни десятки миллионов «униженных и оскорбленных» граждан царской Россией. Будучи страстным поклонником «демократического» Февраля, он не видит, что именно Октябрь походя решил те демократические задачи, которые должна была решить Февральская революция: дать мир народам, землю крестьянам и самоопределение нациям.

Как известно, Октябрь на этом не остановился, приступив к созданию нового социалистического общества и новой культуры. Для Межуева Ленин как сторонник диктатуры пролетариата, конечно, не демократ, но ведь именно он выступил против наметившейся уже в начале 20-х гг. диктатуры Сталина, сосредоточившего в своих руках «необъятную власть». Именно Ленин в последние годы своей жизни предложил проект смелой политической демократической реформы, которая должна была вовлечь в управление государством рабочих от станка, создать на равноправных началах советскую федерацию, сделать достоянием широких народных масс высокую культуру. Не замечать этого - значит не знать и не понимать советскую историю.

Межуев пишет, что Ленину, осознавшему опасность бюрократического перерождения государства и партии, «так и не удалось переломить логику развития им же созданной политической системы»146. Почему «им же созданной»? Во-первых, бюрократическую систему, за исключением аппарата иностранных дел, Ленин и его соратники во многом унаследовали от «проклятого прошлого», с которым они вели неустанную борьбу. Сталин как генсек правящей партии и руководитель Рабкрина усиливал данную бюрократическую тенденцию в государстве и партии. Поняв это, Ленин предложил XII съезду партии снять его с должности генсека. Он дал ему в своих последних работах убийственную характеристику, назвав человеком, злоупотребляющим властью, проявляющим нелояльность и грубость к товарищам. Он указал на совершенные им принципиальные ошибки в национальном и других важнейших политических вопросах. Разве так себя ведут противники демократии?

Стремление Межуева, вслед за Карлом Кантором и другими критиками «русского марксизма», представить Ленина противоположностью Маркса, превратить его в некоего представителя традиционной авторитарной русской политики, сделать его своеобразным духовным и политическим предтечей Сталина, не соответствует действительности и, на мой взгляд, методологически ошибочно. Разве Ленин, являясь творцом Октябрьской революции, не понимал того «широкого социального содержания», которое вкладывал Маркс в понятие «диктатура пролетариата», разве он, а не Сталин, стремился подменить класс партией, а партию ее аппаратом? Почитайте по этому вопросу того же Троцкого, который считал, что при Ленине даже в рамках одной партии была широкая демократия, связанная со свободой политических дискуссий, борьбой различных платформ, широкой гласностью и т. п. Достаточно прочитать стенограммы партийных съездов того времени, чтобы убедиться в правоте этого суждения. Отождествляя Ленина и Сталина, жертву и ее палача, Межуев не хочет этого замечать, но это его проблема как «объективного» политического философа.