Марксизм: испытание будущим

Во-вторых, Маркс и Энгельс никогда не отождествляли мирный способ изменения политической власти с сутью революции. Мирный или немирный характер революции относится к ее форме, а не к ее сути. Существо революции состоит в смене классов у власти. Она может быть мирной и демократической, а может быть насильственной и авторитарной. Все зависит от реального соотношения политических сил и конкретных исторических условий. «Мирным», - писал Маркс, размышляя над законом против социалистов, - «историческое развитие может оставаться лишь до тех пор, пока те, кто в данном обществе обладает властью, не станут путем насилия препятствовать этому развитию»142.

Для чего же Межуеву понадобилось неадекватно воспроизводить взгляды таких марксистов, как Маркс и Энгельс? Думаю, для того, чтобы показать их противоположность теоретическим взглядам Ленина и практике Октябрьской революции. Раз он назвал свою книгу «Маркс против марксизма», значит нужно найти такой «марксизм», который Маркс принять бы не мог. Межуев (и не только он) на эту роль определил «русский марксизм» и его основателя Ленина. Посмотрим, что из этого вышло.

Убедив себя, что он выступает от имени аутентичного марксизма, Межуев критикует Ленина и большевиков за то, что они стремились выдать Октябрьскую революцию за пролетарскую революцию. По его мнению, Россия начала XX века была не готова не только к социалистическим, но и к «буржуазно-демократическим преобразованиям (она и сейчас во многом не готова к ним)»143. Как, почему - спросит читатель? Ведь зрелость современной России намного выше, чем она была в начале XX века? Однако ответа на этот вопрос читатель у автора книги не найдет. Главный его аргумент, как уже отмечалось, состоит в том, что Россия не знала полноценного развития капитализма, следовательно, в ней главную роль играло крестьянство, а не рабочий класс, который, по Марксу, должен быть основным субъектом пролетарской революции. Правда, в другом месте мы узнаем, что в России начала XX века все-таки была «буржуазная революция», сходная в чем-то с Великой французской революцией. Октябрь был в ней эпизодом, который «довел до конца революционный процесс, начатый Февралем. Большевики - те же якобинцы (так, во всяком случае, они думали о себе), только их нахождение у власти затянулось на более длительный срок»144.

Так была в России пролетарская революция или нет? Вопрос остается открытым. И все потому, что Межуев не хочет признавать ленинский анализ этой революции за полноценный марксизм, а самого Ленина за теоретика, равного Марксу. Ну, не хочет, и бог с ним! Не хотели признавать социалистический характер Октября в свое время Плеханов и ряд других социал-демократов (меньшевиков). Полемизируя с ними, Ленин говорил, что нельзя мерить Россию только высотой ее производительных, в основном, технических сил, необходимо смотреть на нее с позиций всей мировой капиталистической системы, слабым звеном которой она являлась. В этом смысле в России была возможна не только буржуазная, но и социалистическая революция. В ней, несмотря на ее отсталость, вырос более сознательный рабочий класс, чем в развитых капиталистических странах, исторически появилась такая форма его политического господства, как Советы, наконец, в XX веке российская буржуазия уже потеряла тот революционный потенциал, которым обладала в прошлом западная буржуазия.

Итак, русские рабочие и крестьяне взяли в Октябре 1917 года политическую власть. Что же они должны были с нею делать дальше? Возвращать ее снова буржуазии, или на основе советской власти двигаться вперед, переходя от капитализма к социализму? Ленин и большевики выбрали последнее. Но разве это противоречило марксизму, как думали в свое время меньшевики, а сегодня считает Межуев? Думаю, нет! Напротив, это был единственно спасительный путь для России и ее народа, испытавших на себе страшные тяготы и последствия первой мировой войны.

Почему большевики сумели одержать победу в ходе Октябрьской революции? Потому что сумели привлечь на свою сторону крестьянство, составлявшее абсолютное большинство российского народа. Именно о таком союзе говорил в свое время Маркс, рассматривая возможность революции в Германии в XIX веке. Россия начала XX века была во многом на нее похожа. К сожалению, Межуев, противопоставляя русский и западный марксизм, Ленина и Маркса, об этом полностью забывает.