После запрета, а затем и насильственной ликвидации левой оппозиции, партия большевиков полностью потеряла свой традиционный контроль над бюрократией. Со временем, утратив свою революционность, она переродилась и сама подпала под бюрократический контроль партийного и государственного аппарата. Исходя из этого, Троцкий считал, что «разбюрократить бюрократию» и устранить порожденный ею тоталитарный режим власти можно будет только одним способом - путем политической революции. «Революция, которую бюрократия подготавливает против себя, писал он, - не будет социальной, как Октябрьская революция 1917 г.: дело не идет на этот раз об изменении экономических основ общества, о замене одних форм собственности другими... Низвержение бонапартистской касты будет, разумеется, иметь глубокие социальные последствия; но само по себе оно укладывается в рамки политического переворота»161
. Программа этого переворота предполагала устранение «бюрократического самовластия» и замены его «советской демократией», «восстановление права критики и действительной свободы выборов», «свободы советских партий, начиная с партии большевиков», «возрождение профессиональных союзов», «перенесение на хозяйство демократии», «радикальный пересмотр планов в интересах трудящихся», «свободное обсуждение хозяйственных проблем», «освобождение от оков» науки и искусства, и т. д.162.Эта программа во многом напоминает программу горбачевской перестройки, которая стала в 80-е годы XX века настоящей политической революцией против бюрократии и остатков сталинского тоталитаризма. Не случайно она провозгласила «возвращение к идеалам Октябрьской революции». Не смотря на свою историческую незавершенность, она доказала, что
Троцкий с поразительной точностью предвидел и такую историческую возможность развития советского общества. Вот, в частности, что он писал по этому поводу: «Бюрократия не господствующий класс. Но дальнейшее развитие бюрократического режима может привести к возникновению нового господствующего класса: не органическим путем перерождения, а через контрреволюцию. Именно поэтому мы называем сталинский режим центристским, что он выполняет двойственную роль: сегодня, когда уже нет или еще нет марксистского руководства, он защищает своими методами пролетарскую диктатуру; но методы эти таковы, что облегчают завтрашнюю победу врага. Кто не понял этой двойственной роли сталинизма в СССР, тот не понял ничего»163
.Как происходят в реальности такая контрреволюция мы могли наблюдать в августе 1991 года во время путча и сразу после него. За три дня путча проявились все основные политические силы общества: сторонники перестройки, консерваторы и неолибералы, называвшие себя «радикальными демократами». Первые отстаивали линию на превращение государственного социализма в демократический, вторые - требовали возврата к доперестроечным временам, третьи выступали за переход от социализма к капитализму. В первый день путча доминировали консерваторы неосталинского толка. Они создали ГКЧП и изолировали президента страны в Форосе. На второй день против них выступили разнообразные демократические силы, включая сторонников перестройки и «радикальных демократов». Они вызвалили из форосского плена Михаила Горбачева и арестовали инициаторов путча. В итоге, на волне массового сопротивления путчистам к власти пришли «радикальные демократы» во главе с Борисом Ельциным, оттеснив на политические задворки сторонников перестройки.
Таким образом, в результате активных действий двух противоположных политических сил - консерваторов и неолибералов общество было разорвано: сторонники перестройки оказались в изоляции - наступил конец перестройки как социально-исторического явления. Характерно, что представители консерваторов и неолибералов солидарно проголосовали в российском парламенте за ратификацию Беловежских соглашений, упразднивших СССР. Во время этого голосования политический разум явно ушел из страны, оставив место только для неразумения. Его плачевные итоги мы переживаем до сих пор.