Марксизм сегодня. Выпуск первый

Попытки изменить положение, предпринятые в ту пору и позднее, положат начало кризису и породят стремления реорганизовать государство; они будут меняться в свою очередь в зависимости от социально-политических условий, свойственных каждой системе. К началу 70-х годов развитие этого процесса пойдет бурными темпами; это объясняется осознанием господствующими классами настоятельной необходимости срочно перестроить структуру капитализма, переживающего кризис. Нельзя не признать, что многие из этих новых проблем появились в латиноамериканской экономике начиная с середины 60-х годов. Так называемая «теория зависимости» избрала своей мишенью два положения, на основе критики которых она возникла: это «идеология развития» и «буржуазно-демократическая революция», или, точнее, общие для этих двух концепций предпосылки: чисто внешние отношения между центром и периферией, индустриализация с учетом народных интересов, превозношение планирования, «антифеодальная» аграрная реформа, призыв к расширению производства и модернизации. Главными объектами критики были: концептуальная несостоятельность противоположности «внешнее – внутреннее» и развенчание «прогрессивной», «антифеодальной» роли национальной буржуазии. Итоги критики резюмировались в общем положении, по которому новой формой зависимости была как раз индустриализация; в связи с этим было очень важно, по какому направлению пойдут исследования.

Однако все это имело скорее теоретическое, чем политическое значение. А может быть, трудности следует приписать недостаточной разработанности связей между экономическим (или, если хотите, «классовым») анализом и анализом политическим. Например, в правильной оценке ранее существовавшими течениями «прогрессивности» национальной буржуазии имелась тенденция к преувеличению (будто речь шла о распаде этого класса) и не учитывалось, что исчезал не класс, а идеологическое понимание его роли. Другим примером может служить точка зрения, согласно которой народничество было «при последнем издыхании», поскольку социальная неприемлемость проекта о длительном государственном компромиссе (сам по себе тезис верен) приравнивалась к воздействию этого проекта на ожидания и поведение широких масс. В равной степени ошибочными оказались и некоторые утверждения, касавшиеся экономики, например о «развитии слаборазвитости». Строго говоря, кризис способа капиталистического накопления (и воздействие, которое оно оказывало на общество и государство) считался кануном краха капитализма в Латинской Америке. Дело в том, что в тоне опубликованных работ – а они, бесспорно, в долгу перед эпохой, в которую написаны (кризис реформистской идеологии развития, кубинская революция, расцвет неомарксизма в Европе и Северной Америке) – звучала безнадежность, идущая, может быть, вразрез с настроем всей совокупности специфических тезисов, где можно было обнаружить иные оттенки. Условия производства и потребления в зависимой системе тяжело сказывались на политическом анализе в Латинской Америке 60-х годов. Политический выход авторы работ, проникнутых предчувствием катастрофы, видели в противопоставлении «класс против класса» (а также социализма – фашизму, революции – реформам, вооруженного пути – мирному), вновь обращаясь к призрачным «левым» подходам III Интернационала. Одновременно с этим была выдвинута в качестве постулата самоубийственная взаимосвязь «катастрофа – волюнтаризм», которая в Германии 20-х годов вылилась в нацизм, а в недавней истории стран южной части Латинской Америки – в режимы, получившие затем название «бюрократически-авторитарных».

Несмотря на это, теория зависимости была на деле важным этапом в разработке латиноамериканской концепции кризиса. При всей своей ограниченности она способствовала активизации роли марксизма в области исторических, социологических и экономических исследований, где он стал обобщенным методом анализа и после многолетнего перерыва установил новую связь между культурой и политикой[290].

Идеологическая сложность периода возросла после слияния элементов разных направлений. Кризис сталинизма открыл путь для проникновения на континент, с одной стороны, внешне наиболее противоречивых направлений европейского марксизма (от Маркузе до Альтюссера), а с другой – импульсов, которые исходили от католицизма после II Ватиканского собора. К концу этого периода следует отнести также влияние идей Грамши, работы которого были опубликованы в начале 60-х годов в Буэнос-Айресе. «Грамшианство» оказалось как бы мостом, соединяющим две эпохи, и его влияние в наши дни выражается в стимуле (главным образом в странах Юга) для размышлений после того, как «теория катастрофы» привела к поражению[291].