Она обдумала это, закурив шестую сигарету за такое же количество минут. Мы сидели в клубах дыма. Наблюдая за тем, как Бетт попыхивает сигаретой, я вспомнила: говорили, когда она подписала свой первый контракт, ей пришлось бороться с убеждением студии, что ей никогда не играть главных ролей. Со своими пикантными чертами лица, костлявой фигурой и беспрестанным курением (мое пристрастие к этой привычке на ее фоне казалось умеренным), которое иссушало кожу, делая ее похожей на пергамент, Бетт Дэвис противоречила самой идее гламура, как я ее понимала. В случае с Бетт гламур был излишен. Она обладала качеством, которое многие искали, но мало кто имел: неотразимым магнетизмом. Бетт была на шесть лет моложе меня, но уже получила две награды Академии. Очень податливая по натуре, она проявляла недюжинную проницательность, избегая проб на типичные роли, борясь за сложные, нестандартные, на какие я никогда не решилась бы заявить себя.
– Но вы ненавидите нацистов, – сказала моя гостья после паузы, часто моргая. Она сплюнула сквозь зубы табачные крошки. Явно не как леди. И это восхитило меня. – Я слышала, – продолжила она, – mein führer пытался соблазнить вас на возвращение в Германию большими гонорарами и возможностью выбрать любого режиссера. Вы сказали «нет».
– Он не делал мне предложений, – ответила я, в свою очередь уступая позыву закурить.
Не успела я вытащить зажигалку «Картье» – подарок Джона с его монограммой, – как Бетт выхватила ее у меня и дала мне прикурить.
– Это его министр пропаганды, – уточнила я. – И я выбрала режиссера. Они не обрадовались.
Бетт хохотнула. Смех у нее был грубый, хриплый от курения и резкий, как гонг.
– Фон Штернберга, я полагаю?
– Кого же еще? – улыбнулась я.
– Скоты. С ними и японцами мы скоро будем носить кимоно и целовать Гитлера в зад, если в ближайшее время не вступим в войну. У Рузвельта много дел, но он не может и дальше игнорировать войну в Европе. Мы уже потеряли Францию, Польшу, Чехословакию, Бельгию, Норвегию, Грецию и Голландию. Нацисты бомбят Лондон, а фашисты в Италии и Испании с ними заодно. Вы слышали о евреях? – резко спросила она.
Я сглотнула:
– Слышала, что их отправляют в гетто.
– Не просто в гетто… – Бетт затушила окурок и немедленно вставила в рот новую сигарету. – Поговаривают о лагерях. Но не о таких, какие мы устроили здесь, чтобы содержать американских японцев, хотя и это не слишком здорово. – Она нахмурилась. – У них настоящие трудовые лагеря, где евреев используют как рабов. «Свободная Франция» рассказывала об этом, пытаясь донести до мира правду, но никто не обращает внимания. А тем временем тысячи людей исчезают. Это возмутительно.
Я поймала себя на том, что до боли закусила нижнюю губу.
– Верно.
– Вы должны что-нибудь предпринять! – заявила Бетт и стукнула кулачком по моему туалетному столику.
Баночки с косметикой звякнули. В углу сдавленно хихикнула Бетси. Она не упускала случая посмеяться над высокопарностью заглядывавших в мою гримерную знаменитостей.
– Вы сейчас американская немка, – объяснила Бетт. – Если присоединитесь к нашей команде, это станет серьезным знаком, покажет, что Голливуд не остается в стороне.
– А Голливуду есть до этого дело? – спросила я.
– Конечно нет. Ни одна студия и пальцем не пошевелит, чтобы спасти горстку евреев. Они нанимают на работу тех, кто сумел выбраться, – писать музыку к фильмам, редактировать, кропать сценарии или режиссировать, но сами создали что-то вроде лагерей под лозунгом: «Найми еврея задешево».
Я усмехнулась:
– А что мне делать в вашей команде?
– Помогать. Я организовала отделение USO[74]
, солдатскую столовую «Голливуд», чтобы развлекать военнослужащих перед отправкой за океан. Вы можете присоединиться к нам. Дороти Ламур и Норма Ширер уже делают это, да и Клодетт Колбер тоже. Почему не вы? – Бетт замолчала, разглядывая мою зажигалку, которую продолжала держать в руках. – Если вы не слишком заняты съемками в глупых фильмах с этим идиотом.– Джон едва ли…
Бетт прервала меня и махнула рукой, осыпав все вокруг пеплом:
– Прошу вас. Он едва ли читает сценарии. Всем известно, что он туп, как бык. Однако, – добавила она лукаво, – говорят, между ног он такой же.
– Откуда мне знать, – возразила я. – Может быть, спросим его?
Бетт снова захохотала:
– Вы мне нравитесь. Хемингуэй сказал, что вы ничего себе. Мне безразлично, с кем вы спите, – мне самой, вероятно, следует побольше любезничать со своими партнерами, – но я хочу, чтобы вы были в моей команде. Что мне сделать, чтобы вас уговорить?
Вдруг ее рука с коротко обстриженными ногтями и дымящейся сигаретой оказалась на моем колене.
– Я сделаю все, – промурлыкала Бетт.
Посмотрев на ее пальцы, я медленно встретилась с ней взглядом:
– Думаю, это необязательно. Просто скажите мне где и когда.
– Да, – улыбнулась Бетт. – Я не Гарбо. Но вам бы все равно понравилось.
В этом я не сомневалась. Если бы она была в моем вкусе, то стала бы моей лучшей любовницей, это точно.