Марли и я: жизнь с самой ужасной собакой в мире

Пища попадала в желудок Марли разными путями, и порой еде было совсем необязательно падать со стола. Он был изворотливым воришкой, которого никогда не мучили угрызения совести. Чаще всего жертвами его проказ становились ничего не подозревающие дети, если только он знал, что ни я, ни Дженни не наблюдаем за ним. Дни рождения были и для него настоящим пиршеством. Он протискивался сквозь толпу пятилетних малышей, беззастенчиво выхватывая из их ручонок хот-доги. А во время одной из вечеринок он кусок за куском воровал десерт с бумажных тарелок, которые дети держали на коленях, и, как мы оценили позднее, ему перепало около двух третей торта.

Неважно, сколько еды ему доставалось во время кормления и в перерывах. Ему всегда хотелось еще. Вот почему, когда Марли стал терять слух, мы не удивились, что он по-прежнему прекрасно улавливал сладостный, такой притягательный звук еды в своей миске.

Однажды я приехал с работы, когда в доме никого не было. Дженни где-то гуляла с детьми. Я позвал Марли – он не ответил. Поднялся наверх, туда, где он часто дремал, оставаясь в одиночестве, но пса нигде не было. Переодевшись, снова спустился и застал Марли на кухне в позе, которая не сулила ничего хорошего. Он находился спиной ко мне, стоял на задних лапах (передние лежали на кухонном столе) и подъедал остатки тоста с сыром. Первым моим порывом было желание громко отчитать его. Но вместо этого решил проверить, как близко смогу подкрасться, прежде чем до него дойдет, что не один в кухне. Я на цыпочках приблизился – настолько, что мог дотянуться до него рукой. Пока поедал корочки, он держал под прицелом дверь, которая ведет в гараж, так как знал, что Дженни с детьми вернутся и войдут именно отсюда. Как только дверь откроется, он упадет под стол и сделает вид, что спит. Очевидно, ему не пришло в голову, что папочка тоже должен вернуться домой и он вполне может войти через входную дверь.

– Эй, Марли? – сказал я спокойно. – Ну и что ты тут делаешь?

Он продолжал поглощать тост, не подозревая о моем присутствии. Его хвост безжизненно висел. Это явное свидетельство его уверенности в том, что в доме больше никого нет и он совершает кражу века. Конечно, он был доволен собой.

Я громко откашлялся – он по-прежнему не слышал меня. Я причмокнул губами. Тишина. Он умял первый тост, отодвинул носом тарелку в сторонку и потянулся за корочками на второй тарелке.

– Ты плохой пес, – сказал я Марли, пока он работал челюстями.

Я дважды щелкнул пальцами, и он застыл с куском в пасти. Что это было? Неужели я слышал звук открывающейся двери машины? Спустя секунду он убедил себя, что угрозы нет, и вернулся к чужой закуске.

И в этот момент я и шлепнул Марли по заду. С тем же успехом мог поджечь шашку динамита. Старый пес едва не выскочил из собственной шкуры. Он стремительно бросился вниз и, завидев меня, упал на пол и выставил свой живот в знак капитуляции.

– Ты арестован! – крикнул я ему. – Арестован!

Но мне даже не хотелось ругать его. Марли был старым глухим псом. Я не собирался его переделывать, да и вряд ли подобное возможно. Зато поймать его с поличным было невероятно забавно, и я расхохотался, когда он пулей отскочил от стола. Но теперь, когда пес лежал у моих ног, прося о прощении, мне вдруг стало грустно. Наверное, в глубине души я надеялся, что он не признается в своем прегрешении и, как в старые добрые времена, попытается удрать от меня.

* * *

Строительство курятника закончилось. Это было треугольное сооружение из клееной фанеры, напоминавшее разводной мост. Главное, что туда теперь можно было переселить петухов-агрессоров. Затем добрая Донна обменяла двух наших петушков на курочек. Теперь по двору вышагивали три девочки и один мальчик, накачанный тестостероном; он мог делать только три вещи: находиться в ожидании секса, заниматься сексом или хвастливо кукарекать о недавней случке. Дженни подметила, что, если бы мужчины повиновались исключительно своим инстинктам, пренебрегая принятыми в обществе условностями, они стали бы петухами. Мне нечего было возразить. Признаюсь, я немного завидовал петуху, этому беззаботному гаду.

Каждое утро мы выпускали птиц во двор, и Марли всегда по нескольку раз пытался заигрывать с ними, пока у него были силы. Казалось, внутренний голос посылал ему срочное послание: «Ты лабрадор, а они птицы. Может, тебе стоит за ними погоняться?» Но Марли это занятие не приносило особой радости. Вскоре птицы поняли, что неуклюжее создание палевого цвета не представляет для них никакой угрозы, а Марли научился делить территорию с новыми пернатыми агрессорами. Однажды, пропалывая грядки, я увидел, что Марли и куры направились к огороду. По пути куры клевали пса, а Марли в ответ лишь сопел – словно старые друзья вышли прогуляться в воскресный день.