Мародер. Каратель

Промаявшись до вечера, с темнотой Ахмет вновь обошел торжки. На торже у пятого магазина было пусто; впрочем, это стало ясно ещё за квартал — но Ахмет честно просидел на краешке клумбы добрые полчаса. Ничего. Никого. …Да и хер с ним, нашим легче…

Из-за перегородившей бывший проспект Победы кучи обломков дома, где в цоколе был когда-то магазин «Подарочный», показались мощные кирпичные валы старого ресторана. По хребту пролетел холодный выдох — там! Что-то важное? Нет, непохоже; почему вдруг шерсть поднялась — непонятно. Оказалось — пацан, синий и в соплях, базарить внятно не может. Или не хочет; глаза смышленые, но — мама дорогая, какие злобные. Лет шесть-семь, похожий на грызуна какого-то. …О, это стопудово Кирюхин головняк. Мне такого домой тащить нельзя — баба тут же растает, не успеешь обернуться, как это чучело станет «сыночкой» и будет в полный рост ебать мне голову. Не, товарищ детеныш, будете сыном полка имени Жириновского…

— Э, Немец. Хорька этого фиксируй, отведешь хозяину, он в курсе. Пошли, щас ближний остался — и всё, хорош на сегодня.

Ахмет забрал у Немца ствол — вести это юное отродье и пасти по сторонам было нереально. Вот и последний торжок. На подходе Серб сбавил шаг — площадка торжка захламлена, укрытий полно, лучше перебдеть. Ахмет жестом остановил Немца с извивающимся пацаном на сворке — типа, постой там, пока пятак проверим. Маякнул [138]Сербу — расслабься, людей вроде как нет; но всё же ткнул в сторону дальнего угла: давай, типа, обойдем — на всякий случай. Обошли, встретились напротив того самого тупичка между забором и контейнером, где Жирик отмахивался от торговцев. Встали, повесив закрытые [139]стволы на ремень. Ахмет вытащил курево, поднес Сербу прикурить. Только сделали по затяжке — и мгновенно крутанулись на месте, щелкая предохранителями, расходясь к краям прохода. Посреди тупичка замерла пойманная на подходе здоровая псина, мохнатая, как вывернутый полушубок. …Ах ты, сучара, ишь как тормознула! Знаешь ствол, да?… — синхронно подумали оба человека. Псина рыкнула — она поняла, что попала. Что она пыталась сделать — то ли подкрасться на бросок, то ли прошмыгнуть из тупичка… Ахмет понял, что псина врубается в бесполезность своей последней атаки, но всё равно её сделает. Ломанется на два пулемёта. Его вдруг ожгло — …Бля! А может, не только человек!…

— Не стреляй, Серб!

— Ты чё! Она уже жопой крутит!

— Три шага назад!

Люди, сближаясь, плавно шагнули назад. Под спутанной грязной шерстью полыхнул радостным изумлением собачий взгляд — смерть, похоже, откладывалась. Надо отдать ему должное — у него хватило ума не принять отступление людей за слабость, и он тоже отступил на несколько шагов, не сводя глаз с противника и помаленьку щемясь в сторону, к выходу из тупичка.

— Слышь, Серёг. Я сейчас отдам тебе машинку, а ты бери её и иди к Немцу. Встаньте у ДК и ждите меня. Понял?

— Ты чё, решил…

— Понял? — перебил Ахмет. — Машинку держи.

Серб, недоуменно матерясь, потащил стволы с торжка. Немец сидел на бордюре, привязав пацана к стойке горелого волговского кузова, и внимательно пас окрестности.

— Бля, он совсем ёбнулся…

— Чё там за дела?

— Прикинь, Лёх, наткнулись на псину, здоровую, как теленок, еле среагировали. Та раз, тоже тормознула, знает ствол, встала, такая, рычит. Этот мне: «не стреляй», типа. Потом говорит, на, мол, машинку, иди жди. Сам остался, сел на землю и в гляделки играл с этой тварью, когда я уходил.

— Н-да. Он у вас чё, с припиздом?

— Не, не то что с припиздом, а как тебе сказать… Чует он иногда заранее всякую херню. Интуиция, во! — вспомнил умное слово Серёга. — Иной раз вещь полезная, ничё не скажешь.

— И чё, сбывается?

— Да хрен разберешься. Вот прикинь, иногда раз, скажет: пацаны, нависает над нами такой-то и такой-то косяк. Надо сделать то-то и то-то. Ну, сделаем — ясен пень, косяк после того, как чё-то сделано — ну, чтоб он не был, не случается. Это вот как считать — сбылось, или нет?

— Да хер знает. Вроде и так, и эдак.

— Вот и я говорю… — Серый достал загодя набитую носогрейку. [140] — Дай-ка прикурить. А этого ты куда дел?

— Да вон, за железо прицепил. Сучонок, всю душу вымотал, пока вел. Прикинь — только расслабишься, он заметит — и раз! как дернет! Маленький, а дергает — ого, ты понял, нет!

— На кой хер он сдался… Ты понимаешь чё-нибудь?

— Не. Чё-то дурь какая-то. С утра мусор, вечером — этот вождь краснокожих… Такое ощущение, что ваш дури перекурил. Он же курит у вас?

— Да курит, кто не курит-то сейчас. Но шибко уж убитым я его не видел.

— Хотя наш-то тоже, в курсе этой мути. А наш не курит.