Марпа и история Карма Кагью: «Жизнеописание Марпы-переводчика» в историческом контексте школы Кагью

Индийские монастыри того времени воздвигались по планам, копирующим определенную мандалу — символическое изображение вселенной, в центре которой помещается тот или иной Будда, Бодхисатгва и т. д. Один из таких монастырей — Одантапури, построенный при царе Дхармапале на территории современного штата Бихар, послужил образцом для создания архитектурного плана монастырского комплекса Шантаракшите [Joshi 1987: 139].

Строительство развернулось юго-восточнее Лхасы в местности Самье, или Самьяй, давшей название монастырю, существующему поныне. Идея Шантаракшиты состояла в том, чтобы расположение храмов и других сооружений отражало вселенную в соответствии с буддийской космографией, а также тантрическими культами Амитабхи и Авалокитешвары [Obermiller 1931-1932, Pt. 2: 189; Будон 1999: 252]. Главный храм в центре монастыря символизировал мировую гору Меру, соответственно космологическим понятиям располагались храмы Солнца и Луны, а весь комплекс окружался стеной — образом железных гор в Мировом океане вокруг населенных материков [Hoffmann 1956: 36—37; Tucci 1974: 585—587; Beckwith 1983: 13]. Космократический символизм Самье служил и определенным политическим целям. Царь, построивший такой комплекс, провозглашался буддистами дхарма-раджей, т. е. царем истинного царства на земле, что позволяло ему легитимно распространять буддизм и свою власть во всем мире.

На строительство монастыря были приглашены архитекторы, строители и другие ремесленники из Индии. Работая с ними несколько лет, тибетцы приобрели познания в строительной технологии, инженерной геологии, гидрологии местности и прочих науках, необходимых для возведения грандиозных сооружений, а также в зодчестве, ваянии, живописи и т. д. Основное руководство, по-видимому, осуществлял Шантаракшита, но при закладке фундамента главного храма присутствовал и Падмасамбхава, который позднее установил в Самье свою резиденцию.

По мнению Дж. Туччи, строительство этого храма Авалокитешвары, в скульптуре которого нашли свое отражение многие образы буддийской мифологии, способствовавшие популяризации религии, знаменовало для Падмасамбхавы наступление подлинного триумфа его «диг-виджайи» — духовного завоевания стран света [Tucci 1974: 586]. Такого рода духовное подвижничество, означавшее созидание нового религиозного мира взамен старого, ценилось как наиболее высокое всеми индийскими конфессиями. Примерно в это же время нечто подобное совершалось и Шанкарой в Индии.

Основание монастыря ранние источники относят к году зайца, что по принятой в Тибете системе летосчисления [Рерих 1990: 37—38] соответствует 763, 775 и 787 годам. Будон конкретизирует это событие «годом огненной зайчихи» [Obermiller 1931—1932, Pt. 2: 189; Будон 1999: 252], т. е. 787 годом, с чем соглашается и большинство видных тибетологов. Завершение же строительства всего монастырского комплекса ранние тибетские историки относят к году зайца [Светлое зерцало 1961: 39] или «земляной зайчихи» [Obermiller 1931-1932, Pt. 2: 189-190], т. е. к 799 г. Поздние историки считали, что оно закончилось через 4 года, т. е. в 791 г. [Roerich 1949: 44], и даже через 3 года [Пагсам-Джонсан 1991: 32].

Очевидно, к 791 г. был открыт лишь главный храм монастыря, что знаменовало не только начало деятельности буддийского центра в стране, но и символизировало утверждение буддизма в Тибете, царь которого становился царем Дхармы — буддийского религиозного закона [Tucci 1974: 569, 585]. Праздничные торжества, посвященные открытию храма, справлялись ежегодно в течение 13 лет (Obermiller 1931-1932, Pt. 2: 190].

Самье по праву можно назвать «тибетской Наландой». Авторы тибетских летописей оставили подробные описания его архитектурного плана, расположения храмов, святилищ, скульптур, внутреннего и внешнего убранства и даже того, как проходило празднование открытия монастыря [Светлое зерцало 1961: 33—43]. Это не случайно. Тысячу лет этот монастырь оставался старейшим и крупнейшим религиозным институтом страны. К XIX в. он растерял свое влияние из-за того, что другая буддийская школа стала ведущей в религиозно-политической жизни страны, однако вплоть до нашего времени в нем живут монахи ([Давид-Неэль 1991: 107—110; один из последних снимков внешнего вида см. [Stein 1972: фото 11]).

Первым настоятелем (упадхьяйя) монастыря стал Шантаракшита. Ему же принадлежит инициатива организации учебного процесса по примеру классических буддийских университетов-монастырей в Индии. В результате влияния Шантаракшиты на ценпо и правительство религиозным учреждениям были пожалованы феодальные привилегии, благодаря чему в монастырь регулярно поступали продукты сельского хозяйства, необходимые ремесленные товары и т. д. Такой порядок снабжения монастырей и обеспечения монахов всем необходимым был тоже заимствован из Индии [Joshi 1987: 66—77].