Калитка скрипнула, и он вошёл в мою камеру, скользко ухмыляясь и оглядывая моё трясущееся от страха и ненависти тело. Это был он. Левша. Ублюдок, беспощадно выливающий на меня десятки литров воды, смеющийся над моей беспомощностью, жалкий и безмозглый подонок, который должен сидеть здесь вместо меня, есть заплесневелый хлеб и воровать игральные карты. Он надвигался прямо на меня, и я швырнула в него кружку, конечно же, промахнувшись.
— Красавица решила поиграть? Сейчас поиграем наверху, капо приготовил тебе сюрприз! Сюрпри-и-из, понимаешь меня? — ухмылялся подлец, пока я шарила рукой по земле, пытаясь нащупать хоть что-то, что сможет меня спасти.
Испуганный взгляд остановился на паре его грязных ботинок. Он наклонился, чтобы схватить меня за руку и поднять с земли, но я отстранилась, вытянула ногу и с силой ударила его в голень. Стены содрогнулись от глухого крика. Всё произошло мгновенно: Левша схватился за ушибленное место и пошатнулся, готовый в любой момент упасть, а я, слыша лишь шум крови в ушах, оттолкнулась от земли и, спотыкаясь, рванула к калитке. Я была всего в нескольких дюймах от побега из подвала, и что бы ни ждало меня наверху, моя решимость, приправленная адреналином, делала меня почти непобедимой. И только голос на задворках разума истошным воплем кричал: «Очнись, ты обрекаешь себя на верную гибель!»
Но лестница ещё никогда не была так близко. Я почти выбралась из подвала, почти шагнула на сырые ступени, когда прямо над моим ухом раздался щелчок.
— Сдвинешься с места, и твои роскошные мозги украсят стену напротив.
Вся жизнь стремглав пронеслась перед глазами. Я слышала этот щелчок лишь однажды, и когда холодное дуло коснулось моего виска, всё внутри заледенело от первородного страха. Я часто думала о том, что почувствовал мой отец, когда смерть нагрянула к нему в гости, и успел ли почувствовать что-то вообще. Сейчас мне представился замечательный шанс побывать в его шкуре, но едва я успела сосредоточиться на ощущениях, как что-то с силой ударило меня по виску. Мир замерцал яркими белыми вспышками, а после неожиданно погас. Наверное, я рухнула в чьи-то руки.
Наверное, это была не смерть.
***
Меня лишь однажды жалила пчела. Это было в глубоком детстве: я бежала по саду, прячась от Шарлотт, когда случайно угодила в полыхающий алым заревом розовый куст. Руки и ноги мои оказались нещадно изодраны шипами, но я не почувствовала боли, ведь всё рассеянное детское внимание вдруг приковалось к пышному бутону, возвышающемуся среди всех прочих в потревоженных мною зарослях. Боже, как он был красив! Мисс Синклер настрого запрещала мне прикасаться к розам, и, видит бог, в моих действиях не было злого умысла — я хотела лишь ощутить кончиками пальцев священный бархат, таинственную нежность лепестков… Но все произошло так быстро, что я не заметила, как, распростертая, лежу на земле, а надо мной суетятся мисс Синклер и мама. Это было ожидаемо: недовольная излишним вниманием, пчела вылетела из бутона и ужалила меня прямо в мой любопытный нос. Боль — острая и жалящая — ослепила меня огненной вспышкой, а после исчезла, будто её никогда и не было. Я провалилась в темноту.
Это мимолётное ощущение вновь посетило меня сегодня. На секунду мне почудилось, будто я снова угодила в наш выгоревший сад, мне едва исполнилось четыре года, и пышный розовый бутон — всё, о чем только можно мечтать. Но вместо жала мне в нос вцепилась мокрая тряпка, запах которой был резким и удушающим — он долго не отпускал меня, заставляя шатко балансировать между двумя мирами. В какой-то момент, когда дышать стало совсем нечем, и это вырвало меня, наконец, из вынужденной дремоты, жало исчезло. Я услышала собственное дыхание, а мир замерцал неясными вспышками — снова выводить себя из небытия в этот раз оказалось сложнее. Боль трудно было игнорировать, как и ломоту во всех, казалось бы, одеревеневших мышцах, но когда последние тенёты сна оставили меня, я медленно открыла глаза и тут же столкнулась с преградой — густой темнотой, обволакивающей пространство вокруг. Паника сдавила горло, боль привычно запульсировала в висках, а ледяная волна страха омыла внутренние органы. Поморгав несколько раз и почувствовав давление на веки, я с ужасом поняла, что на глазах моих сейчас находится повязка. Но зачем? Что эти психи задумали? В панике я задёргала руками и ногами, наивно пытаясь вырваться, и лишь спустя несколько бесполезных телодвижений поняла, что снова привязана к чёртову стулу. Первый порыв закричать прервался неожиданным эхом шагов сразу нескольких человек. Я замерла. Будет лучше в этот раз прислушаться к их разговорам, а не разбрасываться лживыми угрозами. Это будет разумно, учитывая, что у одного из них есть пистолет. Я уверена, что то, что щёлкнуло у меня прямо над ухом, было спущенным курком, следовательно, по голове меня огрели прикладом.
Проглотив страх, как ком в горле, я безжизненно замерла на стуле и лишь слегка опустила подбородок. Оставалось лишь надеяться, что никто не услышит моего бешено грохочущего сердца.