Проситель простерся перед королем ниц, все шесть конечностей раскинуты в самоуничижении. На расстоянии было не понять, что он говорит, но это вряд ли имело значение, поскольку король сидел на троне вполоборота и почти не обращал на него внимания.
Отряд видел, как проситель, очевидно, закончил дозволенные речи, а монарх взял с блюда квиник и откусил кусочек. Затем он бросил надкушенным плодом в просителя и сделал знак гвардейцу.
Не успел несчастный мардуканец выкрикнуть хоть слово протеста, как гвардейцы схватили его и отрубили голову. Голова покатилась к краю толпы, из обрубка шеи хлынул красный поток, и тело бедняги тяжело подергивающейся кучей опустилось на землю.
Собравшиеся маршадцы не издали ни звука.
— Пожалуй, назревают осложнения, — заключил Панэ.
— О боже, — сказала О'Кейси. Несколькими месяцами раньше она, возможно, продемонстрировала бы, что съела на завтрак, но после Войтана трудно было найти нечто такое, что могло бы ее действительно шокировать. — Согласна.
— Но если мы повернемся и уйдем, — сказал Роджер, — а это было моим первым побуждением, у нас точно возникнут осложнения.
— Согласен, — сказал капитан. — Придерживайтесь подготовленной речи, ваше высочество. Но я хочу, чтобы караул был с вами. Сержант-майор!
— Капитан?
— Постройте отряд в каре. Плазмометы и пушки вперед и в центр!
Караван пришел в тот организованный беспорядок, который всегда сопровождает переход от походного строя к парадному. Морпехи готовились достойно «представить» своего благородного повелителя местному монарху. Роджер, со своей стороны, вспоминал заготовленную речь и проверял пистолет — в рассуждении, что ему с равной вероятностью может потребоваться и то и другое.
— Верительные грамоты, верительные грамоты, — бормотала О'Кейси, роясь в мешках, закрепленных на спине флар-та по имени Берта.
Где-то у нее завалялись поистрепавшиеся в дороге скрепленные алой печатью документы, удостоверяющие полномочия Роджера, а также письма от короля Ку'Нко-ка и нового городского совета Войтана, но она не ожидала, что они потребуются так скоро. Предполагалось, что им придется сперва общаться с чиновником, чтобы просто найти, где остановиться, а потом с королем — но не наоборот.
— И — раз, и — два, и — три, — вполголоса бубнила Косутич.
Переход из походного построения в построение для парада должен был выгодно представить Роджера, при этом не создавая в боевом порядке уязвимых мест. Если выглядишь профессионально, это останавливает девять из десяти стычек до того, как они начнутся; десятой, собственно, и был Войтан.
Сержант-майор определила наконец точку построения, командиры взводов встали за ней, а командиры отделений, в свою очередь, построились за ними. По команде отряд — за исключением одного отделения, которое плотно опекало принца, — развернулся в двойную шеренгу, лицом к шеренге местных гвардейцев. Морпехов было прискорбно мало, но очень скоро местные жители узнают, что это жалкое количество совершило в месте, называющемся Войтан.
И тогда пусть включают мозги.
Роджер оглянулся и посмотрел в неулыбающиеся синие глаза сержанта Нимаш Дэпро.
— Нам надо прекращать такие встречи. Люди начнут болтать, — сказал он ей.
Ее поза не изменилась.
— Я в строю, сэр. Я не могу вести неслужебные разговоры.
— Ох. — Роджер снова повернулся лицом вперед и поправил собранные в хвост волосы; Панэ и О'Кейси стояли рядом. — Виноват. Я подам на себя рапорт.
— Готовы? — вполголоса спросил Панэ по связи.
— Рота готова, — почти так же тихо ответил лейтенант Ясько.
— Плотная охрана готова. — Голос Дэпро еле различимым шепотом прозвучал позади головы Роджера.
— Документы, — сказала О'Кейси, протягивая их принцу.
— Пойдемте, капитан, — спокойно сказал Роджер и подавил беззвучный и бессмысленный смешок.
Церемония представления, которую они собирались провести, была та же самая, что они планировали и репетировали для левиафанского праздника Вытягивания Сетей. Единственное различие состояло в том, что уцелевшие бойцы отряда держали палец на спусковом крючке. Если что-то пойдет не так, он просто бухнется на землю со скоростью, в три раза превышающей скорость звука, и постарается зарыться. Пятьдесят восемь стволов превратят площадь в мясорубку при малейшем признаке угрозы, и все, что он лично мог бы добавить к резне, будет просто неуместным.
Принц и его свита двинулись вперед медленным церемониальным шагом, который использовался только в двух случаях: на официальных церемониях и похоронах. Поскольку морпехи гораздо чаще участвовали в последних, чем в первых, они называли его «Марш смерти», и, по здравому рассуждению Роджера, лучше бы это название все-таки не подошло к данной ситуации.
Толпа перед троном расступилась, чтобы пропустить чужаков. Она была на удивление безмолвна; единственным звуком на всей площади были медленные удары ботинок людей и отдаленный рокот грома.
Роджер дошел до липкого красного пятна, где закончил свою жизнь предыдущий проситель, и замер. Он низко поклонился и поднял перед собой грамоты. Вокруг него клубился запах железа и дерьма, запах свежего убийства.