Марш Кригсмарине

Знаете, Отто, что бы вы там обо мне не думали, но Гюнтер Прус никогда не позволит себе оставить в опасности немецкого офицера, своего товарища по оружию. Мы свами тогда ещё не были знакомы, но это и неважно — дело в принципе, а принципы, как вам это не покажется странным, у меня есть. До меня, наконец, дошло, что вы, Отто попали в руки дикарей — гуанчей. Я когда-то читал о древней истории Канарских островов и помню, что во времена завоевания испанцами Тенерифе в конце XV-го века именно эти племена населяли остров. Гуанчи были светлокожи, светловолосы, голубоглазы и все, как на подбор высокого роста. К тому же они оказались превосходными воинами. Испанцам, вооружённым огнестрельным оружием и покорившим к тому времени множество племён и земель, пришлось первое время даже потерпеть несколько военных поражений от язычников, вооружённых лишь каменными топорами из обсидиана, луками и копьями. Судя по всему, какие-то типичные представители этого древнего племени сохранились и до наших дней. Белобрысый громила со странной физиономией наверняка был гуанча, а этот головоногий Крошка Цахес[40] его помощник. Без ложной скромности и моя биография, которая вам известна тому порукой, я могу о себе сказать, что всегда в критические моменты меня спасала находчивость и самообладание. Эти качества, дарованные мне провидением, видимо взамен привлекательной внешности, помогли и на этот раз. Знаете, что я сделал, граф, чтобы спасти вашу дворянскую задницу? Я перевоплотился в бродячую собаку. Способность идеально имитировать звуки издаваемые животными это лишь один из моих многочисленных и порой странных талантов. Я спустился к подножию пирамиды, подошёл к месту, где только что, за вами закрылась, неотличимая от остальной каменной кладки дверь и тоскливо завыл. Это была горькая жалоба бесприютного пса из глупого любопытства, забежавшего следом за незнакомыми людьми в подземный ход, а оттуда попавшего в страшную пещеру. Люди исчезли, остался запах склепа, смерти и отвесные глухие скалы. При таких обстоятельствах не то, что псина — человек взвоет. Моё актёрство подействовало — дверь в пирамиде открылась, выпустив наружу полосу яркого света, и на пороге злобно шипя и ругаясь по-испански, показался гном Пабло. Он обеими своими трёхпалыми ручками сжимал, казавшийся огромным для него серебристый люгер[41]. Шесть гибких пальцев его уродливых кистей вполне уверенно удерживали оружие. Этот человекообразный осьминог явно намеревался по-быстрому разделаться с приблудной, глупой собакой, случайно оказавшейся в святилище. Я наблюдал за ним, притаившись за выступом пирамиды. Когда настал удобный момент, я прыгнул ему на спину, и легко свалив на землю, слегка придушил — не до смерти, всего лишь лишил сознания. Не то чтобы из гуманизма, ха-ха, вы знаете, Отто, я этими атавизмами не страдаю. Просто, поди знай, как такое мутное дело обернётся? Не стоило сразу сжигать все мосты. Вооружившись добытым люгером, я почувствовал себя куда как увереннее. Вход в пирамиду был открыт и ненавидимый вами ныне Гюнт Прус попёрся внутрь спасать своего собрата — офицера Кригсмарине.

Я ожидал увидеть что угодно, к примеру, размалёванных, как черти, белобрысых дикарей, готовящих вашу арийскую милость для жертвоприношения на алтаре, который я заметил на крыше этой инко-ацтекообразной пирамиды. Я не удивился бы, если бы вас нагого растирали для этой цели сакральными благовониями обнажённые блондинки-язычницы. Лишь для того, чтобы какой-нибудь престарелый жрец-гуанча воткнул бы в ваше тевтонское сердце ритуальный обсидиановый кинжал. Но, однако, я узрел вполне современную медицинскую лабораторию с кучей соответствующих причиндалов, непонятных, сверкающих стеклом и никелем приборов, а также невиданных размеров микроскопом с двумя окулярами. Эта махина занимала половину пространства этой довольно большой, ярко освящённой комнаты. Давешний гигант, теперь уже, почему-то облачённый в белоснежный, накрахмаленный, как сорочка дирижёра халат, что-то увлечённо разглядывал через окуляры этого прибора. При этом он что-то возбуждённо говорил по-испански, обращаясь, наверное, к своему уродцу-напарнику, не замечая отсутствия оного. Гном Пабло в этот момент отдыхал за ближайшим валуном у подножия пирамиды после не совсем удачной охоты на одного ловкого пёсика. Вы же, дорогой граф, раздетый до пояса, возлежали в центре этого приюта вивисекторов, на высоком, похоже операционном столе. В вену вашей правой руки был вставлен шприц, от которого по прозрачной трубке стекала в стеклянную пробирку тёмная кровь. Мельком взглянув вам в лицо, я убедился, что, хотя, глаза ваши открыты, на происходящее вы адекватно не реагируете. Блондинистый здоровяк в белом халате всё никак не мог оторваться от созерцания своих инфузорий под микроскопом.