Марш Кригсмарине

Это был царский подарок судьбы. За несколько секунд предшествующих моей гибели я успел подготовиться к смерти и почти спокойно принять её. Я видел свою стремительно приближающуюся смерть в образе американской торпеды, сброшенной амфибией Каталиной. Американка врезалась в борт лодки, прямо под ложечку, почти посередине борта, в район боевой рубки. Так что чудовищной силы взрыв ста с лишним килограмм тротила произошёл практически под моими ногами. Грех жаловаться, ведь моя последняя секунда на этом свете была, как молния, грозной и яркой.

Краткий миг всепроникающего света, стремительный полёт в никуда, растерянность, страх. И вдруг, словно омывающее душу тёплыми волнами, умиротворяющее, счастливое, как в младенчестве, состояние. Покой.

Я открыл глаза и понял, что лежу на нагретом солнцем, зелёном, травянистом склоне. Я обрадовался своему пробуждению, потому что за время сна успел соскучиться по Этому миру.

Я спал почти три десятка земных лет и видел сон, называвшийся жизнью, очень реалистичный, наполненный множеством мелких деталей, множеством сильных чувств и эмоций долгий, долгий сон. И вот я проснулся, хотя все те люди, что остались в том моём сне решили, что я, умер…

Такие мысли-чувства посетили меня в первые, после пробуждения мгновения. Я присел на траве и огляделся. Вот он Мой мир, наполненный настоящими красками и запахами, ласкающим кожу живым и уверен, мыслящим, как разумное и доброе существо, воздухом. Я испытал радость от пробуждения и в ответ, словно кто-то провёл по моей щеке нежной, тёплой ладонью. Живой и мыслящей была трава, насыщенно изумрудного цвета. Она жила какой-то своей жизнью, общаясь с мудрой кормилицей-землёй на которой росла и немного легкомысленным и смешливым вечно молодым воздухом, которым дышала. Ярко-зелёная трава подсвечивалась изнутри светлым, янтарного оттенка, питающим её соком. Таким же был и её запах, запах светлого янтаря, резко-горьковатый и смолянистый. От самой земли исходил схожий, но более насыщенный тёмным, мягким медовым янтарём, свето-аромат. Своеобычные отсветы источало всё, что меня окружало и даже я сам. Я взглянул на свои руки, они светились мягкой, едва видимой мерцающей аурой с неуловимыми, словно солнечные отблески на воде, цветными бликами.

Солнечный, яркий, но неслепящий диск, вдруг закрыла чья-то тень. Я поднял глаза и увидел человека.

— Ну, привет, дружище! — услышал я знакомый голос.

— Макс, старый котище! — обрадовался я и вскочил на ноги, стряхивая с себя чары окружающего меня Рая — Ты то, как здесь? Ты что тоже…? — хотел продолжить я и осёкся.

— Да, Отто. Представь себе — усмехнулся в ответ Макс знакомой кривой усмешкой и обнял меня — Выражаясь твоим языком: Проснулся раньше тебя. Давай присядем на травку. Нам ведь есть о чём посудачить.

— Что-то не слышно от тебя твоего привычного матерка — решил подколоть я старого друга — Что, строгие воспитатели не разрешают материться в Эдеме?

— Нет, Отто. Просто во многих старых привычках здесь нет нужды — отвечал Макс Перенье, мой старый друг и однокашник — А ты хорошо держишься. Многих вновь пробудившихся приходиться приводить в себя долгой, доброй беседой. Даже с привлечением родных и любимых.

Последнее замечание Макса заставило меня вздрогнуть, и эта моя реакция не укрылась от его внимания.

— Да, Отто — сказал он — Твоя жена Вера конечно же здесь. Она ждёт тебя и ваша маленькая дочь тоже. Несправедливость, боль и горе, постигшие тебя в последней жизни, были необходимыми и обычными вещами для той части Вселенной, где нам с тобой до недавнего времени пришлось обретаться. Здесь же, место покоя, где все обретают утраченное.

— Ага, значит, я попал в Дом Отдыха для сметенных душ? — попытался пошутить я, с трудом шевеля языком в пересохшем от волнения рту.

— Пожалую это близко к истине — согласился Макс — человек, его бессмертная суть воспринимает Справедливость, как важнейшую составляющую всемирной Гармонии.

— Помнишь, Кот — перебил я старого друга — как 34-м году в Гамбурге нас с тобой крепко потрепали в пивной подгулявшие докеры? Это было несправедливо! Если я встречу Здесь кого-то из них, я смогу вернуть им старый должок, чтобы восстановить всемирную Гармонию?

— Ты не встретишь здесь никого, кто не важен для твоей души — ответил Макс — не то это место.

— Ты говоришь, словно записной библейский апостол — заметил я — Куда подевался прежний всеобщий любимец, озорной Котяра — Максимилиан Перенье.

— Да уж, тут ты прав — засмеялся Макс — Многие говорят, что я часто впадаю в излишний пафос. Наверное, компенсирую своё чувство вины за прежние пристрастия к ругани и богохульствам. Я был вот такой.