Читаем Маршал Конев полностью

И тут снова вспомнил Конев о своих встречах с Мехлисом, когда тот был прислан к нему в роли первого члена Военного совета Степного округа-фронта. «Чем же я провинился перед Верховным? — терялся тогда в догадках Иван Степанович. — Ведь совсем недавно, при назначении меня командующим, была тёплая, как мне показалось, доверительная беседа в Ставке. Сталин был благожелателен и дружелюбен. Что же могло случиться? Почему так таинственно появилась здесь эта зловещая фигура, которая теперь будет контролировать каждый шаг, каждое решение?»

Примеры и факты выплывали сами собой, а беседа с Чуяновым просто не выходила из головы. Он и сам знал о «выдающейся» роли Мехлиса в сорок втором году, когда он и в самом деле решил, что может командовать не только армиями, но и целым фронтом. Будучи представителем Ставки на Юге, он обязан был помочь командованию Крымского фронта подготовить и провести наступательную операцию по освобождению Крыма, но не сделал ни того ни другого. Вместо практической помощи командующим армиями и командирам корпусов в организации обороны и отпора врагу Лев Захарович занялся своим любимым делом — перетряхиванием кадров. Не способный вникнуть в сложившуюся обстановку, правильно оценить её, но обладая широкими полномочиями, Мехлис как диктатор отдавал противоречивые распоряжения войскам, не согласуя их даже с командующим фронтом. За несколько дней заменил двух командующих армиями, сменил весь состав Военного совета фронта, изгнал начштаба, генерала (будущего прославленного маршала. — Авт.) Толбухина, и даже добился перед Верховным снятия с поста самого командующего Крымским фронтом генерала А. Д. Козлова. Как военный Деятель высшего ранга, Мехлис проявил полное непонимание требований современной войны. Он не смог оказать никакой существенной помощи войскам, а, наоборот, осложнил их действия, в результате был потерян Крымский полуостров и немецко-фашистские войска, форсировав Керченский пролив, через Тамань устремились на Северный Кавказ. Намного усложнилась и оборона Севастополя. И вместо того чтобы признать свои ошибки, Мехлис состряпал очередное донесение, в чём был непревзойдённым мастером, в котором всячески обелял себя и всю вину за провал возлагал на командование Крымским фронтом. На этот раз даже Сталин не выдержал и в специально посланной телеграмме отчитал своего любимчика, как говорится, по всем статьям. В ней Сталин сообщал Мехлису: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы — не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если вся «обстановка показывает, что с утра противник будет наступать», а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для Вас. Значит, Вы не поняли, что Вы посланы на Крым-фронт не в качестве госконтроля, а как ответственный представитель Ставки...»

Многие годы жизни и деятельности Льва Захаровича показали, что порочную практику, унаследованную от Берия, поучать, следить и обо всём доносить Сталину, к тому же в своей извращённой интерпретации, Мехлис продолжал и на войне, обладая огромными полномочиями члена Ставки и начальника Главного политического управления РККА. Являясь по характеру человеком неуживчивым, подозрительно относящимся к людям, Мехлис на всех должностях — а их было так много, что невозможно перечислить, — долго не задерживался. Точнее, задерживался лишь там, где по разным обстоятельствам его боялся командующий фронтом и не смел вовремя рассказать правду Сталину. Об этом красноречиво говорил пример того же командующего Крымским фронтом генерала Козлова, который лишь после отстранения от должности решился рассказать Сталину о том, что причина поражения войск в Крыму в значительной степени заключалась в самоуправстве члена Военного совета фронта Мехлиса. Генерал Козлов старался убедить Сталина, что делал всё, что мог, чтобы не допустить катастрофы в Крыму, но ему мешал Мехлис, давил на него авторитетом уполномоченного Ставки Верховного Главнокомандования и тем самым дезавуировал все распоряжения его, комфронта.

Сталин терпеливо выслушал Козлова до конца, а потом спросил:

— У вас всё?

— Да, — ответил генерал.

— Значит, вы хотели сделать то, что надо было, но не смогли?

— Да, Мехлис не дал ни малейшей возможности мне выполнить свой воинский долг: удержать Крым и провести наступательную операцию. Он всюду вмешивался в мои решения, давил на меня, и я не мог командовать фронтом так, как считал необходимым.

Сталин стал терять терпение и, прервав генерала, спросил:

— Скажите, товарищ Козлов, кто был у вас на фронте командующим — вы или Мехлис?

— Значит, вы командующий фронтом?

— Да.

— Ваши приказания обязаны были выполнять всё на фронте?

— Да, но...

— Вы, как командующий, отвечали за ход операции?

— Да, но...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное