Читаем Маршал Конев полностью

Вскоре после того как напряжённые бои по удержанию Сандомирского плацдарма поутихли, Конев, отдав все необходимые по войскам фронта распоряжения и подписав наиболее срочные документы, уединился, чтобы подвести итоги летним боям, проанализировать свои действия, как он это всегда делал после каждой боевой операции. В данном случае его интересовали две важнейшие проблемы: 1) правильно ли он в споре со Сталиным отстоял идею нанесения двух ударов на одном стратегическом направлении и 2) оправданно ли его утверждение о том, что оба эти удара целесообразнее проводить силами одного фронта (точнее — одного командующего), а не двух, как настаивал Сталин.

Доводы Сталина о нанесении одного мощного удара, рассуждал про себя маршал, были, конечно, основаны на опыте ряда фронтовых операций, проведённых ранее и принёсших успех. Однако в данном случае Сталин не учёл обстановку и особенности нашего фронта, а также боевой опыт и подготовку командных кадров. Им недооценивались также группировка противника и характер местности, позволявшей противнику широко использовать манёвр резервами.

Естественно, нанесение двух ударов создавало определённые трудности и требовало больших усилий со стороны командования и войск. Такая форма оперативного манёвра могла быть осуществлена только при условии, если во фронте имелось достаточное количество сил и средств. Верно и то, что при нанесении двух ударов усложнялось управление войсками. Однако конкретная обстановка настоятельно требовала нанесения именно двух ударов. Конев считал, что один удар на Львовском направлении даст противнику возможность широко маневрировать имеющимися у него в резерве танковыми и моторизованными дивизиями, а также привлечь для действий по нашей ударной группировке всю свою авиацию. Кроме того, наступление одной ударной группировкой фронта на Львовском направлении вынудило бы наши войска преодолевать целый ряд сильных оборонительных рубежей, проходивших по высотам, и штурмовать мощные опорные пункты довольно плотной оборонительной группировки немцев. Это привело бы не к прорыву, а прогрызанию обороны, к выталкиванию противника от рубежа к рубежу и не дало бы больших оперативных выгод. Один удар в данных конкретных условиях не мог дать высокого темпа наступления и, следовательно, не сулил успеха.

Сталин, однако, стоял до конца на своём и согласился лишь при жёстком, прямо скажем, угрожающем условии, выраженном в его словах: «Хорошо, проводите свой план и выполняйте его под свою ответственность!» Теперь, когда этот план осуществлён, над головой маршала перестал маячить дамоклов меч, повешенный в июне сорок четвёртого самим Верховным. Это само по себе — положительный фактор, раскрепощающий командующего фронтом, которому вверена судьба миллионов человеческих жизней. Об этом Иван Степанович всегда помнил и помнит, планируя ту или иную боевую операцию.

Положительно решена, считал Конев, и вторая очень важная проблема: насколько было оправданно то, что Львовско-Сандомирская операция проводилась силами одного, хотя и очень большого, 1-го Украинского фронта. Не лучше ли было бы войска, участвовавшие в этой операции, с самого начала разделить между двумя фронтами и поручить каждому фронту действовать на одном направлении? По мнению командующего, организация и осуществление этой операции одним фронтом в данной обстановке были также наиболее целесообразными. Не было никакого смысла разрывать войска, особенно в начальной стадии, на две самостоятельные группировки, действующие на одном стратегическом направлении. Единое руководство такой сложной операцией, особенно на первом этапе, также сказалось положительно. Как известно, на Рава-Русском направлении наступление проходило очень успешно. На Львовском же, вследствие сложного характера местности и более плотной насыщенности войск противника, темп наступления был значительно медленнее. Поэтому в ходе операции пришлось часть сил рава-русской группировки повернуть на юго-запад, в глубокие тылы львовской обороны противника и тем самым способствовать как развитию оперативного прорыва, так и разгрому этой группировки немцев и овладению Львовом. Если бы Львовско-Садомирская операция проводилась силами двух фронтов, такое тесное взаимодействие между фронтами вряд ли было возможно. Его, конечно, можно было бы организовать, но наверняка возникло бы немало трудностей, ибо каждый командующий в первую очередь стремился бы выполнить свою непосредственную задачу. Это объяснимо: своя рубашка ближе к телу, утверждает русская пословица.

Другое дело теперь, когда основная стратегическая цель Львовско-Сандомирской операции выполнена: освобождена территория СССР и военные действия, развернулись на двух расходящихся операционных направлениях — Сандомирско-Бреславском и Карпатском.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное