Маршал Конфедерации. Карста

— Сходить, что ль, глянуть? — озабоченно кивнул в сторону источника нервических фонаций трактирщик. — Судя по всему, башкой ведь…

— На кой оно тебе? За чужой, сгнивший от застарелого сифилиса мозжечок переживаешь? Успокойся уже, старик, сами разберутся! И потом, слуги, в конце концов, на что?

— Дык за стену волнительно…

— Постой-ка, брат мусью! Не понял, ты чего без сигарет-то? — встрепенулся вдруг тот, кого назвали Маршалом Юрой. — Совсем озверел?! Сеанс связи только-только закончился, оборудование тёпленькое еще. Забыл заказать, что ли? Ай-яй-яй, как опрометчиво! — с явным удовольствием оттаптывался теперь он на собеседнике. — А не прихвати я блочок по старой памяти, листву прошлогоднюю или кизяк свой хвалёный в самокрутки набивал бы, да? Мастерило!

— Сам ты это слово десять раз подряд! Заказывал, знамо дело!

— И что? Отказали? Тебе, последнему ныне здравствующему ветерану Грюнвальдской битвы³⁴?! Не свисти! Ни в жисть не поверю!

— Хм! Тоже мне шутник нашелся! — как-то криво ухмыльнулся Рол. — Помнишь, на соседнем потоке у технарей Оленька Бобкина училась? Партийная кличка — Губка Боб, гвоздь в седле! Страшненькая такая шикса³⁵, чернявенькая, в очках, вислозадая.

— А то! Я и сейчас частенько с ней пересекаюсь, когда в конторе бываю. В основном, правда, в столовке. Где-то рядышком по хозяйственной части трудится. Кажется, на нашем же этаже, только в противоположном крыле. С Жанкой общаются эпизодически. Они же с одной кафедры.

— Вот-вот! С красавицей благоверной твоей из одного инкубатора. Та самая. Замуж-то хоть вышла?

— Давно! Уж и развестись успела. Дочка у неё…

— Немудрено. Кто с ней жить-то станет? Даже из науки попёрли за профнепригодность. Таких дундуков до пенсии держат какими-нибудь МНСами³⁶ или СНСами³⁷, диву даёшься! Не опаздывай да не бухай в рабочее время, всего и делов! А её турнули. Овца дурная упёртая…

— Нормальная женщина. Обычная… Какое, что-то я не догоняю, она к твоему куреву отношение имеет? Вернее, к его отсутствию, а?

— …Мне вот интересно, — продолжал Роланд задумчиво, — дурында до сих пор убеждена, что мусака³⁸ — это мясо с картошкой? …Девчушке-то как, однако, с мамулькой не повезло! — понизил голос почти до шёпота. — Э-э-э-эх! Холи ш-ш-шит!

— Чего ты там прошипел, подколодный? Не разобрал… Мусака? Какая еще, к бениной маме, мусака? — не сразу нашёлся Юрий. — А-а-а-а! Кто о чём, а наш вечно голодный бош о хавчике! Ты, помнится, и в лагерях вечно обожрать кого-нибудь норовил, вандаба! Тебе-то что до того? У тебя харчи закончились или сигареты? Уж решись, наконец!

— Да, собственно, ничего, — пожал плечами тевтонец. — Просто на ум пришло. Наглядный пример, не более. Летом после третьего курса в Краснодарском крае практику проходили, не забыл, поди, ещё? Горный сплав, альпинизм, планеризм, прочий тренировочный онанизм, который в жизни-то, скорее всего, так никогда и не пригодится, припоминаешь?

— Ещё бы! Столько винища местного выжрали, ужас! Почитай, лет двадцать с лихвой минуло, а печень до сих пор кошмарит! Девки, девки-то до чего хороши на Кубани! Огонь!

— Да я не об том! Зарруга! При чём здесь девки? По окончании практики в гости набились мы к начальнику тамошнего Учебного центра, Сашке Самсонову, помнишь? Деньги все пропили, а кушать по-чёрному хотелось! Вот он и сжалился, позвал… Грек ещё с нами увязался ваш, маршальский… Как его… Смешное имя такое, типа Карабас Барабас… Бл*дь, напрочь забыл!

— Радуйся, бубёныть! Почти что вспомнил. Керберос Барнабидис. Керберос — демон в переводе с ихнего. Гм! Соответствует. Хороший, кстати, боец, выручил недавно меня в одной весьма щекотливой ситуации. Крепко плечо подставил, спасибо ему.

— А никто его в «плохиши» и не записывал. Он просто, помнится, тогда маму Сашкину, светлая ей память, как раз-таки мусаку готовить и пытался учить. Мама, правда, блюдо фирменное своё немножечко по-другому звала-величала — «мусаха». Без разницы… Так вот эти твои Карабас с Барабасом, как сейчас помню, вдвоём набросились, засранцы, на Галину Семёновну по тому самому поводу: типа, в их дремучей эллинской мухосрани благородную мусаку с плебейской картошечкой принято мутить. Кто только за язык тянул?! Дрек мит пфеффер! Это они зря! Хе-хе! Крупная дама была, видная, красивая…

Восстановление в памяти шаг за шагом событий давно минувших дней доставляло рассказчику явное удовольствие.

— В молодости греблей академической увлекалась, загребной на «восьмёрке» весловала. Короче, тяжеленная по жизни вышла рука у мамы Гали, хоть и музыкальная. Преподавала она, значится, если кто не в курсе, в свободное от хм… загребания время по классу фортепиано. В общем, летал демон наш по кухне, пока форточку не нашёл. Вандаба! А ответ её турецкому, то бишь греческому султану мне почему-то в память врезался не хуже таблицы умножения. Местами, может, и лучше. «Не знаю, — басила она, грозно схмурив брови, — из чего там у вас, пиндосов, мусаху кулёмают, моя бабушка-армянка завсегда с баклажанами готовила, и дело с концом! А кому не нравится, пусть топают, нах, к Иван Иванычу прогуляться!»