Когда через полгода маршал Ожеро лежал в агонии на смертном одре, близкие смогли разобрать его слова: «Как глупо мы поступили! Нам следовало настаивать на нашей компетентности и самим судить его, несмотря на все возражения его и его адвокатов. По крайней мере, он был бы жив!»
Ней рискует жизнью, подобная игра всегда пьянила его, но он заблуждается, когда полагает, что всё может перемениться, как он заявил об этом Лавалетту, бывшему начальнику почт при Наполеоне. Лавалетт также был арестован и сидел в Консьержери:
— Я уверен в своем положении, друзья заботятся обо мне, а правительство идёт к краху. Иностранцы становятся на нашу сторону, негодование общества доходит и до них.{414}
Окружение супруги маршала разделяет этот оптимизм, в частности, Гортензия, её подруга и в хорошие, и в трудные времена, с удовлетворением узнает, что Людовик XVIII удостоил Эгле беседы в Тюильри:
— Король, обладающий правом помилования, принимает только тех, просьбу которых намерен удовлетворить. Бурбоны не хотят видеть жертвой того, кого называют славой Франции. Это было бы политической ошибкой.{415}
Маршал Макдональд советует Эгле Ней полагаться только на «доброту и милосердие короля». Он сожалеет, что вместо попыток добиться помилования от Людовика XVIII, она прислушивалась к советам адвокатов и к их толкованию законов.{416}
Пелену, скрывавшую от Нея реальную картину, снимает герцог Ришелье, заменивший Талейрана на посту председателя Совета министров. Будучи сторонником разумных решений, этот умный министр, один из самых блестящих в правительстве Людовика XVIII, вынужден осуждать маршала чтобы повлиять на политическую конъюнктуру. Передача дела маршала Нея в Палату пэров вызвала живую реакцию при дворе и в кругах роялистов: «Можно подумать, что речь идёт об открытии широкого заговора и подготовке новой революции». Что станет с Бурбонами, недавно укрепившими своё положение, если они не найдут судей для Нея, главного виновника среди сообщников 20 марта? Дело маршала послужит пробным камнем, который позволит и партиям внутри страны, и иностранным державам судить о силе и прочности королевской власти.