Маршал Победы. Освободительный поход «попаданца»

Война, большая и страшная, унесшая гигантское количество жизней. Но она шла где-то там, далеко… В столице СССР об этой трагической неприятности мало что говорило. Размеренная, упорядоченная жизнь. Да, несколько более нервозная, чем обычно, но это уже и не так важно. Даже общественный транспорт ходил со строгим соблюдением расписаний и режимов. На этом специально настаивал маршал. Ибо, как бы тяжело ни было стране, никто об этом не должен был знать. Ставились спектакли, снималось кино, работали кафетерии, закусочные, рюмочные и прочее. В магазинах достаточно свободно продавались продукты питания и прочие товары народного потребления. Чуть менее обильно, нежели до войны, но все же. Аналогично обстояли дела и в других крупных городах Союза. Безусловно, это требовало очень серьезного напряжения сил, но было нужно. Крайне нужно. Потому как по таким крупным объектам постоянно шныряли вражеские шпионы и информаторы. Их было не так много, но они имелись. И от этих кадров шли ручейки информации в Вашингтон, Лондон, Берлин, Рим и прочие столицы мира. Никто, никто не должен был даже предположить, что Советский Союз сражается с немцами, напрягая все свои силы. Да, это было действительно не так, ибо война складывалась значительно менее напряженной и страшной, нежели помнил маршал. Однако этим стервятникам даже намека нельзя было давать. Даже подозрения.

Ради чего в августе намечался весьма масштабный автопробег от Ленинграда до Владивостока. А на январь-февраль – грандиозные спортивные мероприятия – Всесоюзная зимняя Спартакиада. Кроме того, заканчивалась верстка и подготовка к кинопрокату монументальной ленты «Спартак», которую сразу дублировали с русского на десять наиболее популярных языков мира. Напечатали даже буклет, правда, тоненький, но зато на глянцевой бумаге с цветными фотографиями актеров. В сущности, готовилась первая в истории полноценная мировая премьера с кучей куда более поздних атрибутов.

Советский Союз рвался от напряжения на части, стараясь обеспечить не только военный успех, благо что его фундамент опирался не только на экономику, серьезную разведывательно-диверсионную работу, науку, армию, но и на мирную жизнь. Причем приводились задумки в исполнение с упрямством и напором тяжелого бульдозера. И практически везде торчали уши беспокойного маршала, перемалывающего своим личным участием очень многие бюрократические проблемы и недоразумения…

Тухачевский стоял на мосту через Москву-реку и любовался открывающимися видами Кремля. В те недолгие часы, в которые он мог немного отдохнуть, вместо сна Михаил Николаевич наслаждался вот такими прогулками под ручку со своей Ольгой. Ему было безумно больно и стыдно перед ней, что из-за дел не может уделять ей достаточно внимания. Вот и пытался исправиться. Чуть ли не шатался от усталости, но любимую женщину выгуливал, даря ей минуты радости и тепла.

Хотя, конечно, все это было очень странно. Ведь изначально союз заключался по строгому расчету с обеих сторон. Да, не без симпатии, но… А потом как-то так получилось, что симпатия стала быстро и плавно перерастать во что-то большее. Неожиданно и удивительно, но Ольга и Михаил оказались словно созданы друг для друга. А потом, когда родился вполне здоровый, даже несмотря на весьма неюный возраст родителей, ребенок… всем стало окончательно ясно, что более крепкой и гармоничной «ячейки общества» не найти…

– Завтра Вася приезжает. Звонил.

– Отпуск?

– Да. После ранения, – покачала головой Ольга. – Два сквозных в ногу.

– Надолго?

– На квартал, а там видно будет.

– Он у нас остановится?

– Не знаю пока. Ты чего? – вдруг испугалась Ольга, видя, как Михаил начал морщиться и расстегивать воротник. – Миш, ты чего?

– Сердце… – с трудом выдавил Тухачевский, уже опираясь о парапет Большого Каменного моста…

Хорошо, что сотрудник НКВД, ведущий штатное наружное наблюдение, своевременно заметил неладное и успел вызвать машину. Впрочем, даже это не сильно помогло Ольге пережить этот день, доставивший ей немало седых волос. Слишком уж она прикипела к мужу.

Вечер того же дня

Ольга с заплаканным, отрешенным лицом сидела на лавочке в коридоре госпиталя. В отделение реанимации[22] ее не пускали и ничего не сообщали, а потому она просто ждала, боясь услышать что-то ужасное. Мимо кто-то постоянно ходил. Что-то говорили. Но все это было где-то там. За гранью. Как будто не с ней.

– Ольга, – раздался рядом знакомый голос. Совсем рядом. Словно кто-то говорил ей чуть ли не в ухо. – Ольга! – еще настойчивее позвали ее.

– А? – ответила она, будто выйдя из какого-то транса. Обернулась и встретилась глазами со знакомыми умными и внимательными глазами, укрытыми за бессменным пенсне.

– Вы как себя чувствуете? – вкрадчиво спросил Лаврентий Павлович.

– Не знаю, – все еще отрешенно ответила Ольга. – Как он?

– Врачи обнадеживают. Если бы вовремя не доставили, мог умереть, а так жить будет. Инфаркт. Общее переутомление. Ничего не поделаешь. Война. Даже в тылу люди не щадя себя трудятся.

– Мне можно к нему? – со слезами на глазах спросила Ольга.