Обратите внимание, что на этот раз, высказывая соображения о крупнейшей операции, которая впоследствии будет названа «Багратион», Жуков предлагал ее как свое личное, хорошо продуманное мнение. Если в Сталинградской операции они с Василевским вдвоем делили этот замысел, и ни Жуков, ни Василевский, каждый на себя одного, не брал авторство, то здесь Жуков докладывает Верховному один, а присутствующие его только слушают. Но Сталин очень считался с мнением Василевского. И если продолжить наши подозрения по поводу того, что Сталин как-то пытался принизить значение Жукова, может быть, поэтому Сталин приказал соединить его по телефону с Василевским. И когда Василевский, находившийся на фронте, доложил, что он слушает, Сталин сказал:
— Здравствуйте. У меня находятся Жуков и Антонов. Вы не могли бы прилететь посоветоваться о плане на лето? А что у вас под Севастополем? Ну, хорошо, оставайтесь, тогда пришлите лично мне свои предложения на летний период.
Пока идет разработка плана будущей операции, мы вернемся немножко назад к тому моменту, когда единоборство двух полководцев — Жукова и Манштейна — находилось в самых напряженных, самых критических, даже не днях, а часах.
На той стороне
Когда части Жукова стали выходить на тылы 1-й танковой армии, Манштейн, понимая, что это может кончиться окружением, попросил ОКХ выделить какие-то силы для того, чтобы воспрепятствовать этому вклинению советских частей. Пришел ответ, что верховное командование не располагает сейчас такими силами, а 1-я танковая армия должна во что бы то ни стало удерживать свой фронт и не отходить. На это Манштейн ответил, что, если не будут предприняты меры против заходящих с тыла советских частей, он даст распоряжение 1-й танковой армии отходить на запад.
Манштейн позвонил генералу Цейтцлеру и объяснил критическое состояние 1-й армии и нереальность приказа, чтобы армия держала прежний фронт. На что начальник генерального штаба ответил: Гитлер не понимает всей серьезности создавшегося положения.
Видимо, все-таки Цейтцлер доложил о своем разговоре с Манштейном, потому что вскоре он позвонил и сказал, что фюрер вызывает Манштейна к себе, в ставку.
Манштейн прилетел из Львова в Бергхоф, в эту красивейшую горную резиденцию Гитлера, и на совещании доложил фюреру о том, что части 1-й танковой армии не в состоянии сдерживать натиск превосходящих сил противника, поскольку сами они понесли очень большие потери. Советские войска вышли уже на ее коммуникации, и .1-й армии грозит окружение. Манштейн предлагал не просто отвести 1-ю танковую армию для соединения с 4-й танковой армией, а повернуть ее на северо-восток, ударить по тем советским частям, которые заходили в ее тыл, и таким образом смять и уничтожить их до того, как армия соединится с 4-й танковой армией. Как бы там ни было, в любом случае 1-я танковая армия не может оставаться неподвижной. Это будет для нее катастрофой. Для того чтобы не только отвести 1-ю танковую армию, но и нанести большой урон советским частям, Манштейн предлагал, чтобы 4-я танковая армия организовала со своей стороны удар навстречу 1-й танковой армии. Но для этого Манштейн просил подкрепления, потому что своих сил в обеих армиях было недостаточно.
На этот доклад Манштейна Гитлер сказал:
— У меня нет возможности выделить вам дополнительные силы для осуществления вашего плана. Мне приходится считаться с возможностью вторжения противника на западе. Я не могу снимать оттуда ни одной дивизии. К тому же еще и очень напряженное положение в Венгрии. По политическим соображениям я и оттуда не могу снять ни одного соединения. В случае отвода 1-й танковой армии на запад ломается вся линия нашего Восточного фронта и мы теряем огромную территорию на юге.
Опровергая предложения Манштейна, Гитлер все больше распалялся и начал упрекать фельдмаршала в том, что он не очень-то умело распоряжался теми пополнениями, которые Гитлер ему постоянно посылал.
Манштейн парировал это тем, что пополнения давались частями и их приходилось немедленно же использовать в боях для решения конкретных задач. Не было возможности накапливать эти мелкие резервы. Если бы хоть раз были даны фюрером хотя бы минимальные, необходимые в тех критических условиях пополнения, то обстановка не сложилась бы так, как сейчас она выглядит.
Гитлер уже кричал:
— Вы всегда хотели только заниматься боевым маневрированием. Осенью вы говорили, что Днепр будет удержан. После того как Днепр вы не удержали, и я скрепя сердце дал согласие отступить за реку и закрепиться на ней, вы уже стали доказывать, что надо отступать дальше. Вы сдали Киев и сдали потом всю Правобережную Украину.
Манштейн защищался:
— Так оно и должно было получиться, по вашему указанию мы удерживали Донбасс, а позже Днепровский район, в то время как все эти силы мы могли бы использовать для удержания именно «Восточного вала».