Маршальский жезл

– Ну давай шире.

– Сложная техническая борьба, загадки, разгадки, выявление планов, хитрости, тайные перестроения войск - все это, Степан, там, выше, в штабах, на уровне больших командиров. А что у нас с тобой главное? Инженерные работы. - Я опять показал ему свои набрякшие ладони.

– Мелко берешь, Витек! Не горели бы мозоли, шире бы думал.

– Мозоли эти и наводят на размышления. Что я делал при обороне перевала? Копал. А перед наступлением? Копал. А в резерве? Опять копал - укрывал технику и себя от атомного удара. Вот и появились думы об однообразии.

Степан прежним спокойным голосом сказал:

– Я согласен, есть в наших солдатских делах однообразие, только вижу я его в другом. Копать укрытия - это неизбежная необходимость: не будешь зарываться - погибнешь и не осуществишь те замыслы командиров, штабов, о которых ты говорил. Заметь, осуществляешь замыслы все же ты - солдат! - Степан сделал паузу, что-то вспомнил и заговорил более оживленно: - Я вот другое однообразие в наших действиях заметил. Солдат в любом бою - будь то оборона, встречный бой, наступление, обход, окружение, - в общем, всегда и всюду солдат выполняет две задачи: ни шагу назад или стремительно вперед! Заметил?

– Не думал об этом.

– Вспомни. На перевале позавчера - ни шагу назад! В наступлении вчера и сегодня, когда продирались по ущелью, - только вперед! Завтра будет бой - и опять ни шагу назад! Вот о таком однообразии я задумывался.

– Ну и к какому выводу пришел?

– А ты сам подумай, потом сравним… А сейчас бери-ка, философ, лопату в руки да вкалывай. Самая высокая сознательность проявляется, браток, все же в конкретном труде! Помнишь: «Окоп - крепость солдата».

Мы разошлись. И опять я с остервенением долбил землю и выковыривал камни, со злым упорством повторяя про себя застрявшие в голове слова: «Окоп - крепость солдата». Раз, раз, бью блескучим лезвием в дно: «Окоп… раз, раз… Крепость… раз, раз, аж звенит земля… солдата». И так много раз, до бесконечности. А поговорка, как иногда, бывало, песенка какая-нибудь, зацепилась и никак не уходила. «Только вперед - и ни шагу назад!» - вот она, формула солдатских действий. Формула без иксов, игреков, корней и логарифмических вычислений - все просто и ясно. И в то же время как это сложно осуществить на деле, когда гремит настоящая война! Как трудно превратить эту формулу в, казалось бы, обычные и необходимые действия людей!

На рассвете грянул бой. Вокруг все было еще синее. Заря, предваряющая восход солнца, еще не светилась за краем земли. Чернота ночи будто выцвела, поредела, перешла в синьку. Вот в этот час ринулись на наши позиции танки «противника». Я думал, нас обнаружат лишь утром, потом начнут вести разведку наших позиций, готовиться к наступлению. В общем, пока все это «противник» проделывает, мы успеем немного поспать, позавтракать. Однако наши соперники не дремали. Разведка их, видно, хорошо поработала ночью: обнаружила нас давно. Иначе не успели бы подготовить еще затемно эту атаку.

Ничего не скажешь - толковый командир воюет против нас, удачно выбрал момент для наступления. Знает, что силы наши на пределе после невероятно трудного продвижения по руслу горной реки и после ночных работ. Он понимал: как бы мы ни устали, отдыхать после марша не будем. Станем зарываться. Отдадим инженерному оборудованию все силы. И когда устанем до изнеможения, тут-то он и ударит!

Танки приближались быстро. Они почти сливались с землей, только покатые башни иногда выныривали из синевы и были видны на фоне светлеющего неба.

Да, нелегко было бы брать их на прицел артиллеристам! В таких условиях танки почти все дойдут целенькими до наших траншей.

Вот и стал бы для нас сегодняшний день дубосековским испытанием, как был в сорок первом для панфиловцев.

– Гранатометчики, по танкам огонь! - скомандовал Веточкин. - Пулеметчикам и автоматчикам - отсечь пехоту!

Затрещали выстрелы. Вспышки в утренней синеве были видны ярко. Их было немного. Холостыми патронами наделили нас не очень щедро. Мы только обозначили огонь, чтоб видели посредники: отражаем атаку, а не дремлем.

Танки продолжали скользить в синеве, все ближе и ближе к нашим траншеям.

– Всем приготовить противотанковые гранаты! - крикнул Веточкин.

И командиры отделений, как эхо, повторили его команду.

Я отметил про себя: уверенно, коротко, без суеты командует Юрий.

Танки были совсем уже близко. Вот сейчас бы началось самое главное. Та самая проверка на прочность, к которой нас готовили.

Я быстро глянул на ребят нашего отделения. Выложив гранаты на бруствер, они ждали танки. Лица у них были бледные и какие-то землистые. Может быть, от усталости или утренней синевы. А может, от внутренней собранности и напряжения.

В эти секунды я почему-то вспомнил день принятия присяги. Как тогда, встали передо мной суровые лица фронтовиков, только теперь фронтовиками были парни нашего отделения: Веточкин, Кузнецов, Климов, Ракитин, Натанзон… Взгляд их суров, лица строги. Знаю и чувствую по себе - суровость эта от внутренней собранности, от сознания: я, и никто другой, отвечаю в эти минуты за исход боя.