Маршальский жезл

Посмотрел я книги, которые читает Кузнецов: он берет их в ленинской комнате. «Биография В. И. Ленина». Полистал - обнаружил: некоторые строки подчеркнуты простым карандашом. Это Степан подчеркивал - я видел именно такой карандаш в его руке. Что же он тут подчеркивает? Стал я читать отмеченные абзацы и увлекся. Забыл, что искал, читаю подряд. Много я читал о Ленине. Биографию его изучал в школе. Каждый раз, когда встречаю в книге, в кино или слышу по радио его имя или какой-то рассказ о нем, всегда у меня рождается чувство не только большого уважения, а какой-то теплой, трепетной любви. Я преклоняюсь перед ним как перед необыкновенно мудрым, добрым человеком, но больше всего меня пленяет его скромность, искренность и простота.

Вот так, просматривая книги после того, как их читал Кузнецов, я вдруг обнаружил у Владимира Ильича одну черту в характере, о которой почему-то мало пишут и говорят.

Обычно упоминают о его мудрости, принципиальности, деловитости, отзывчивости. Всего не перечислишь. А вот о его личной храбрости, об отваге не читал. Правда, говорят много о смелости и решительности Ленина в критические минуты революционных событий. А я имею в виду его личную храбрость, какую проявляет рядовой боец, простой солдат, а не полководец.

Владимир Ильич был настолько скромен, что всегда уходил от разговоров о себе и не разрешал другим превозносить его. Ну а о таком свойстве, как отвага и храбрость, и говорить нечего. Таких качеств он за собой не числил и окружающих убедил в том же.

А я вот читаю биографию Ленина и на каждом шагу нахожу подтверждение его личной большой смелости. Вот пример.

«В Россию Ленин возвратился 7 сентября 1895 года. Жандармы на границе имели строгое предписание тщательно осмотреть его багаж. Однако в чемодане с двойным дном Ленину удалось провезти марксистскую литературу. С большим искусством он ускользнул от полицейского наблюдения, и, прежде чем приехать в Петербург, провел 22 дня в разъездах по России… устанавливая связи с местными социал-демократами».

Представляю себе, какая выдержка, какая собранность нужны при встрече с жандармами! А почти месячное путешествие по городам России! Непрерывная слежка, постоянное ощущение опасности. Стоит сделать неверный шаг - и тотчас арест, тюрьма, ссылка и, может быть, даже смертная казнь.

Ленин смерти не боялся. Страшнее всего было уйти из революции. А он видел, знал и понимал, как нужен он общему делу. Вот и попробуйте с таким грузом ответственности идти на явку. И не на одну ведь явку-то: сколько их было хотя бы за те двадцать два дня после приезда из-за границы в 1895 году! А за долгие годы до самого Октября?! А после Октября?! Каждого открытого выступления Ленина ждали враги, пытаясь физически отстранить Ильича от государственных дел. И он знал об этом. В него не раз стреляли и даже ранили. И все же он выходил на трибуны и продолжал выступать. Он забывал о смертельной опасности. А это под силу только очень смелому человеку.

Так я и не выяснил, что ищет Степан Кузнецов в книгах о Ленине. А тут еще он стал очень часто о чем-то беседовать с замполитом Шешеней, обычно с глазу на глаз. Уйдут в сторонку, сядут и, как заговорщики, шушукаются.

Лица у обоих серьезные, больше говорит старший лейтенант, Кузнецов слушает.

О чем они толкуют? У Степана от меня секретов не было. Жду, когда он сам скажет. Но он молчит. Наконец я не выдержал, спросил:

– О чем ты с Женьшенем шушукаешься?

Степан не сразу ответил. И не шутливо, как обычно, а серьезно:

– В партию хочу вступить, Виктор.

Ах, вот, оно что! Как же я не догадался? Большое дело задумал Степан.

Но почему скрывал от меня? Значит, не такой уж я близкий ему человек?

– Почему же надо таиться? Может быть, и я подал бы заявление! - сказал я с укором.

– Этого я и боялся.

– Чего ты боялся? - не понял я.

– Что ты подашь заявление за компанию: я поступаю и ты со мной. - Степан помолчал, потом решительно пояснил: - Пойми меня правильно, Витек, партия - такое дело, для которого каждый должен созревать самостоятельно. Понимаешь?

– Понимаю, - буркнул я, а сам подумал: «Что ни говори, а все же ты откололся от меня».

– Ничего ты не понял, вижу по глазам. Слушай, объясню еще раз. Меня как-то вся жизнь готовила к этому: детский дом, ремесленное училище, завод. Все время на людях, в коллективе, понимаешь? В армии вот окончательно убедился: надо мне поступать, нельзя иначе…

– Ну а я что же - несознательный элемент?

– Ты, Витя, тоже поступишь, когда почувствуешь, что это необходимо, что без этого дальше жить нельзя. Сейчас ты… созреваешь… Ты хороший парень. Если подашь заявление в партию, тебя примут. Но это не будет твое собственное, выношенное в сердце. Это будет заодно со мной. За компанию, Витя, по дружбе в партию не идут. Так что не обижайся… А с Шешеней мы беседуем по уставу и разным политическим вопросам. Он меня и готовит… - Степан улыбнулся своей простой, открытой улыбкой и шутливо закончил: - Ну брось лезть в пузырь. Теперь ты все знаешь.