– С кривым стволом, чтоб из-за угла стрелять.
Я хотел заступиться за молодого солдата, но вдруг произошло такое, чего никто не ожидал. Натанзон взял Дыхнилкина за грудки, притянул к себе и, глядя в упор, сказал:
– Я не знаю, кому из нас в бою потребуется кривое ружье. Но ты себе закажи кривую ложку. Если еще раз попробуешь так шутить, я сверну тебе скулы! Усвоил?
Все отделение грохнуло от смеха. Под «королем хулиганов» явно рушился трон.
Дыхнилкин это понял. Хищно вздернув плечи и страшно выкатив глаза - это его излюбленная поза, - он стал приближаться к Натанзону:
– Ах ты!…
Лева спокойно ждал. И, что было самое удивительное, слегка улыбался. Улыбочка эта была точно такая, как у фехтующих мушкетеров во французских фильмах. Чувствуя такую уверенность Левы, мы не стали разнимать. Дыхнилкин кинулся…
И все! На этом схватка кончилась самым неожиданным образом: Дыхнилкин лежал в нокдауне на полу. Лева поднял его. Глаза у Семена были мутные. Натанзон поддержал противника, пока тот пришел в себя.
– Теперь иди умойся, - добро, без тени злости сказал он Дыхнилкину. - И никогда больше не приставай к Леве Натанзону, потому что у него первый разряд по боксу.
Дыхнилкин, шатаясь, побрел в умывальник. Щадя его, мы молчали. Но как только захлопнулась дверь, опять дружно засмеялись.
– Ну и дал ты ему!
– Не переживет Дыхнилкин, зачахнет!
Лева, смущенно улыбаясь, спросил:
– Что, он хороший парень?
– Куда там! Горлохват!
– Правильно сделал. Отучил сразу, иначе он тебя извел бы.
Лева лукаво улыбнулся и опять сказал о себе в третьем лице:
– Ничего, ребята. Натанзон за себя постоять может.
– Ты в каком обществе был?
– В «Спартаке».
– А вес?
– Легкий.
– Ну, для Семена твой вес, наверное, тяжелым показался.
Вот так еще один новичок нашего отделения уверенно шагнул в службу и в первый же день снискал всеобщее уважение.
Случившемуся больше всех был рад Юра Веточкин. Младший сержант проникся к молодому солдату искренним уважением, обходился с ним учтиво и внимательно. И вообще с приходом новичков Веточкин почувствовал себя настоящим командиром. Он учил первогодков, говорил строгим голосом, наставлял и даже наказывал. А молодежь, не зная слабостей Юрика, известных нам, относилась к нему с трепетом. Он был для них командир. И именно это признание его авторитета, мне кажется, больше всего укрепляло в нем веру в свои силы. Мы со Степаном старались быть точными и исполнительными. Это удивляло Веточкина. Ничего не зная о просьбе лейтенанта Жигалова, он решил, что действительно стал настоящим сержантом.
Смешной народ все же эти новички.
Утром отделение побежало на зарядку, а Ракитин юркнул в уборную. Когда мы вернулись назад, разгоряченные, бодрые, кровь ходила волнами. Ракитин осторожно выглянул из туалета и присоединился ко всем как ни в чем не бывало. Всю зарядку в отхожем месте просидел!
– Ну как, нанюхался?
– Чего?
– Нанюхался, говорю. Ты думаешь, это полезнее зарядки?
Ракитин покраснел:
– Живот закрутило.
– Бывает, - согласился я. - Только в другой раз раскручивай в другую сторону.
– Да мне эти зарядки вообще ни к чему - здоров как бык.
– Позанимаешься, как паровоз станешь, - пошутил я.
Ракитин липнет к Степану. Смотрит на него преданными глазами и очень хочет с ним подружиться. В курилке я наблюдал такую сцену. Сидит Кузнецов, думает о чем-то своем. Он часто после отпуска сосредоточенно размышляет. Ракитин протянул пачку «Беломора».
– Не хочу, - отказался Степан.
– Может, в клуб пойдем? - снова предложил Ракитин.
– Чего ты ко мне привязался? Иди сам! - отрезал Кузнецов.
Ракитин замолчал надолго, но не обиделся и не ушел.
Степану стало жаль молодого солдата. Все-таки легкое и доброе сердце у Кузнецова; он посмотрел на Ракитина и понял: на душе его горечь.
– А чего там сегодня… в клубе? - спросил Кузнецов.
– Кино «Доживем до понедельника». Я видел, хороший фильм, - оживился Ракитин.
– Ну идем.
Они идут рядом. Молчат. Я понимаю. Степан поступил так, не желая обидеть Ракитина. И все же у меня что-то исцарапывает в груди. Ревность? Бывает, значит, и мужская ревность. Интересно, что это за чувство: надо будет покопаться, найти, откуда оно берется.
Сель - это одно из местных стихийных бедствий. Во время ливня с гор несутся стремительные потоки воды, на пути они вбирают в себя быстрорастворимую глину и превращаются в мутную жижу. Большой сель может снести целый город.
Мне довелось видеть это буйство стихии.