Вскоре после того, как армия Бонапарта вступила в Каир (23 июля), Даву заболел дизентерией и какое-то время оставался в городе. По выздоровлении, выполняя приказ командующего, он успешно осуществил реорганизацию армейской кавалерии.
С осени 1798 г. вместе с Дезе Даву участвует в покорении Верхнего Египта. Бои с мамлюками перемежаются с карательными экспедициями против взбунтовавшегося населения{264}. Кавалеристы Даву безжалостно рубят саблями повстанцев, обеспечивая усмирение всех окрестных деревень посредством этой показательной кровавой расправы. За успехи в боях против Мурад-бея и за подавление восстания в Нижнем Египте Даву получает чин дивизионного генерала[101].
В знаменитом Сирийском походе 1799 г. Луи Николя не участвовал. Лишь по возвращении Наполеона в Египет, когда неподалеку от Александрии высаживается турецкая армия Мустафы-паши, Даву, как и при пирамидах, в битве при Абукире (25 июля 1799 г.) сражается в присутствии главнокомандующего. Правда, если быть точным, в течение почти всего сражения он находится в тылу, возглавляя резерв. Роль простого зрителя его, однако, вряд ли устраивает. Быть может, как раз по этой причине он требует, чтобы Бонапарт с ним лично встретился и переговорил.
Встреча состоялась. О чем разговаривали в тот раз Наполеон и Даву — неизвестно. Но в любом случае именно с этой встречи, с этого момента Луи Николя становится человеком, безгранично преданным Бонапарту{265}.
Во французском языке существует выражение coup de grâce, означающее «смертельный удар». Право нанести его разгромленной при Абукире турецкой армии получает Луи Николя, получает после своего разговора с командующим. В записках начальника штаба французской армии генерала Бертье этот завершающий эпизод битвы запечатлен следующим образом: «12-го[102] генерал Даву был в траншеях; он отделил все дома, в которых неприятель имел квартиру, и отсюда бросился в форт[103], после чего убил многих… успех этого дня, ускорившего сдачу форта, принадлежит прекрасным распоряжениям генерала Даву»{266}.
Тем не менее, когда Наполеон возвращается во Францию[104], бросив на произвол судьбы свою экспедиционную армию, Даву не попадает в тот относительно узкий круг лиц из ближайшего окружения Бонапарта, которых он берет с собой.
Луи Николя остается в Египте и даже получает пост военного губернатора трех провинций — Бени-Суэф, Эль-Файюм и Эль-Минийя в центральной части страны. Новый командующий экспедиционными войсками республики генерал Жан-Батист Клебер, однако, совсем не собирается «задерживаться» в Египте. Он вступает в переговоры с англичанами, установившими жесткую морскую блокаду побережья, и в конце концов (несмотря на протесты некоторых старших офицеров, в их числе был и Даву) подписывает с ними соглашение в Эль-Арише весной 1800 г. По этому соглашению «французы должны были выйти из Египта, а Клеберу с армией предписывалось возвратиться во Францию безо всяких угроз и опасностей от английского флота»{267}. Вскоре после заключения эль-аришской конвенции Даву и Дезе с разрешения англичан выехали во Францию. Это случилось в марте 1800 г. Но сразу после их отъезда из Лондона пришло сообщение о том, что британское правительство отказалось ратифицировать соглашение, подписанное Клебером и сэром Сиднеем Смитом в Эль-Арише. Английские корабли устроили настоящую охоту за появившимися было на Средиземном море французскими судами. В раскинутую англичанами сеть вскоре попал корабль, на борту которого находились Даву и Дезе. Почти месяц они провели в английском плену в Ливорно{268} и, не без труда ускользнув оттуда, появились во Франции лишь в начале мая. По одним данным, Даву и Дезе прибыли в Тулон 5, по другим — 6 мая 1800 г.{269}
Узнав о возвращении Даву во Францию, Наполеон, к тому времени уже первый консул и глава французского правительства, тотчас присылает ему письмо весьма лестного содержания: «Я с удовольствием узнал, гражданин, о том, что вы прибыли в Тулон. Кампания[105] еще только началась; нам нужны люди, обладающие вашими талантами. Вы можете быть уверены в том, что я не забыл о тех услугах, которые вы нам оказали при Абукире и в Верхнем Египте. Когда ваш карантин окончится, приезжайте в Париж»{270}.
Луи Николя не торопится откликнуться на лестное приглашение. Вместо того, чтобы поспешить в столицу, он едет к родственникам в Равьер. В Париже он появляется лишь в начале июля 1800 г.