Реальное положение дел во французской армии, сложившееся к апрелю 1792 г., впрочем, не давало оснований надеяться на то, о чем с пафосом вещал Бриссо. По свидетельству Сен-Сира, «линейные полки (французской армии) были изрядно обучены, но единственно для парадов и для маневров, и были чрезвычайно ослаблены беспрестанными побегами. Они не могли быть укомплектованы набором, потому что молодые люди охотнее вступали в волонтерские батальоны. Артиллерия состояла из семи полков, каждый в два батальона, превосходно обученных… Кавалерийских полков было пятьдесят девять, из которых двадцать четыре полка тяжелой кавалерии были весьма хорошо устроены и обучены и имели прекрасных лошадей, хорошо выезженных и, может быть, даже измученных беспрестанною манежною ездою… Драгунских полков было восемнадцать, конно-егерских двенадцать, гусарских пять: они также имели хороших лошадей и отличались устройством и преданностью. Число легкой кавалерии было недостаточно…
С этими силами, — продолжает Сен-Сир, — можно было предпринять войну против одной из первостепенных держав; но они были недостаточны против коалиции, которая угрожала Франции… К тому ж армия нуждалась в офицерах, которые начали переходить за границу именно при наступлении войны; их недоставало двенадцать тысяч, когда последовал разрыв с Австриек)»{407}
.Настоящая служба в действующей армии (это так называемая Армия Севера, которой командует генерал Дюмурье) начинается для Мишеля Нея только в 1793 г.{408}
Впрочем, еще до того, как присоединиться со своим полком (с 1791 г. полк именуется 5-м гусарским) к армии Дюмурье, Ней меняет нашивки вахмистра на погоны аджюдана. Это происходит 14 июня 1792 г.{409} За оставшиеся полгода Мишель получает еще два повышения по службе — в конце октября он становится подпоручиком, а в начале ноября — поручиком 5-го гусарского. Таким образом, за два года с небольшим Ней из рядового гусара «из глубинки», рыжеволосого и драчливого нарушителя спокойствия без особых служебных перспектив, превращается в офицера. С чем связана эта удивительная метаморфоза? Скорее всего с тем, о чем писал Сен-Сир: в условиях начавшейся войны с грозной антифранцузской коалицией европейских держав и почти повального бегства офицерского корпуса «старой» армии за границу, революционная Франция остро нуждалась в командирах среднего звена. Любой мало-мальски инициативный военный, пусть даже с небольшим стажем воинской службы, освоивший тонкости своего ремесла, мог рассчитывать на повышение, очередной и даже внеочередной чин. Что же касается общего уровня знаний и образования у Нея, то можно сказать, что он не претерпел существенных изменений. Как и прежде он был невысок, а грубоватая и «простецкая» внешность Мишеля приводила к тому, что люди, не слишком хорошо его знавшие, считали 23-летнего поручика, может быть, и добрым, но весьма недалеким малым.Между тем во Франции в начале 1793 г. происходят важные перемены. 21 января 1793 г. на эшафот поднимается король Людовик XVI, которого теперь, правда, именуют Капетом, и республика, провозглашенная в стране еще в сентябре предыдущего года, получает свою кровавую жертву. Достоверных сведений о том, как Ней отнесся к этому событию, не сохранилось. Впрочем, генерал Сарразен, правда, много позже, уже во времена Реставрации, уверял, что Ней и он сам «с негодованием и яростью» восприняли «ужасное убийство наилучшего из королей»{410}
. Так ли все было на самом деле? Учитывая время, когда Сарразен сделал свое признание и даже саму его тональность («убийство наилучшего из королей»), можно усомниться в его искренности. И все же есть определенные основания, чтобы поверить словам Сарразена. Дело в том, что Сен-Сир, описывая положение, существовавшее во французской армии в начале революционных войн, заметил, характеризуя кавалерийские части (а Ней ведь как раз и служил в кавалерии): «Не знаю, почему подозревали, что эти полки были менее привержены революционному правительству, нежели прочие войска»{411}.Однако, если Нея и возмутила расправа над этим «бедным тираном», как выразился по поводу Людовика XVI один из его современников, то это не помешало ему верой и правдой служить революционной родине, вынесшей этот суровый вердикт.
Очутившись в действующей армии, Ней очень скоро проявляет те качества, которые затем на протяжении двух десятков лет будут отличительными чертами его «почерка» как военачальника: неукротимую энергию, сообразительность, ясность понимания стоящих перед ним задач, бесстрашие. Нею было абсолютно неведомо чувство страха. Когда однажды его спросили, испытывал ли он когда-либо страх, Ней не раздумывая ответил: «Нет, для этого у меня не было времени»{412}
.