Маршрут Оккама

Потом Жерар Депардье загнал "газик" в кусты, чтобы его было не разглядеть с дороги. Это был уже даже не большак, а именно лесная дорога, убитая до каменной твердости. Фоменко пообещал, что через полтора километра будет настоящее болото. Мы взяли с собой две большие спортивные сумки, видеокамеру, фотоаппараты, еще рюкзак с припасами и какой-то техникой. Я повязала платок, и экспедиция началась.

Сперва мы шли как попало, потом Фоменко выстроил всех гуськом, меня он поставил в середину. И несколько километров я молчала. Вся эта затея нравилась мне меньше и меньше. В голову полезла чушь. Как я ни старалась отключиться от псевдонаучного бормотания, но что-то в голове застряло. Я вспомнила стада кенгуру, объявившиеся в сороковом году в Англии, чуть ли не в Шервудском лесу. Эти звери не примерещились - их ловили и сдавали в зоопарки. Вдруг я поняла, что вполне может существовать дырка между Семеновскими болотами и африканскими джунглями, что сейчас из трясины вылезет маленькая и безмозглая зубастая головка на длинной лоснящейся шее. Прокол между Англией и Австралией стал для меня таким же очевидным, как для Лешки, Фоменко и Жерара Депардье, и точно так же я задумалась из которого же века эти кенгуру, из минувшего или из будущего?

Я и не думала, что ходьба в полном молчании, почти след в след, сперва так отупляет, потом вызывает совершенно неожиданные мысли и образы. Это можно было бы использовать - получив заказ, не пачкать бумагу и не воевать с компьютерной рисовалкой, а выехать за город и пойти по болотам. Наверняка что-то оригинальное обрахуется в голове, хотя бы потому, что видишь безымянные растения и слышишь безымянных птиц. Менять обстановку тупое и пошлое выражение, надо менять мир на такой, в котором ничего не знаешь, не понимаешь и рискуешь увязнуть в трясине...

Я ушла в самокопание, самосозерцание и самоанализ, а Фоменко привел нас на свою драгоценную поляну и схватил меня за руку, когда я сделала несколько лишних шагов.

Тропа уходила в белый туман.

Это действительно было овальное пятно, вроде колумбова яйца, только в два человеческих роста. И мне даже показалось, что туманно оно лишь по краям, за тонким слоем белой раздерганной ваты есть что-то плотное, пористое и без блеска, словно гигантская яичная скорлупа. Тут и фантазии не требовалось - рисуй что есть и посылай в журнал "Наука и жизнь".

- Точно!.. - воскликнул Витька. - Не глюк...

Мы стояли и смотрели на это подвешенное в воздухе яйцо, и мне все меньше хотелось с ним связываться. Но я имела право на трусость, а мужчины нет, и мой Витька первым начал хохмить, восторгаться, валять дурака. Наверно, еще и потому, что я смотрела на него. Он действительно смелый, и я рада лишний раз в этом убедиться, но тут мне сперва было не по себе.

Фоменко, никого не предупредив, метнул чем-то в яйцо - и оно словно в молоко кануло, не пустив расходящихся кругов.

- Теперь давай сам, - Фоменко подал Витьке шишку, прихваченную, наверно, в начале пути, потому что здесь ни елей, ни сосен я не заметила.

Витька метнул шишку в пятно, и она точно так же исчезла, беззвучно и бесследно.

У Фоменко было еще несколько шишек, но я кидать отказалась, я так далеко не доброшу, а близко подходить Жерар Депардье не советовал.

Консервную банку мы, оказывается, принесли с собой. И даже не веревку, а красную атласную ленту привязал к ней Лешка перед тем, как запустить.

Банка пропала не сразу - у самого пятна она словно задумалась, лететь ли дальше, и ленточный хвост замен в воздухе параллельно земле. Но все это втянулось в туман и сгинуло.

- А если обойти с той стороны? Вдруг они пролетели насквозь? - спросил Витька.

- Да обходили! Оно со всех сторон такое же, и ни шишки, ни банки насквозь не пролетали. Конечно, слишком быстро мы не подходили...

- А оно пахнет? - с подозрением осведомился Витька. Исследователи хронодырок переглянулись.

- Вроде нет... А что?

- А то - вдруг оно какой-нибудь галлюциноген выделяет?

- Вот сейчас и проверим, - пообещал Жерар Депардье. - Мы сюда раньше втроем приходили, а с тросом пробовать надо вчетвером, и еще чтобы кто-нибудь снимал.

Оказалось, в одной спортивной сумке был свернутый в кольцо металлический трос. Его прикрепили к кереву, но не просто привязали одним концом к стволу, а нагнули дерево, повиснув втроем на динной ветке, и смастерили сложную конструкцию. Фоменко объяснил мне - если что-то случится и люди выпустят трос из рук, дерево выпрямится и оттащит экспериментатора от опасного места.

Первым пошел сам Фоменко. Он придерживал трос на уровне пояса и осторожно передвигал его вдоль себя. Один конец прочно держало дерево, другой Жерар Депардье, Лешка и Витька, понемногу отпуская. Фоменко продвигался очень медленно, миновал середину поляны, повернулся, показал рукой, что все в порядке, и пошел дальше. Контуры его фигуры вдруг поплыли, я вскрикнула. Мужчинам было даже не до того, чтобы меня обругать. Они внимательно следили за Фоменко. Темное пятно, наполовину съеденное белым туманом, вдруг странно задвигалось, подалось вправо.