Даруэт ничего не стал объяснять, а Ооста не стал спрашивать. Спрашивать - не требовать отчета, а именно спрашивать - все равно, что просить. И то, и другое означает надеяться на милость, то есть, обозначить свою зависимость. Но и объясняться, не будучи спрошенным, - поставить себя в такое же положение. Конечно, когда статус определен, то и проблемы такой не встает. А если нет? Ни Даруэт, ни Ооста колебать маятник не собирались. Первенство, несколько раз переходившее от одного к другому, замерло где-то на середине, и любое неверное движение могло столкнуть его с точки неустойчивого равновесия. Ооста отлично понимал Даруэта. Теперь тому не было необходимости хитрить и представляться в их отношениях младшим. Цель его была достигнута. Он побывал в озерном мире. Он видел туннель. Прошел через нее и увидел, как она открывается. Знал, кто может открыть ее. Большего он пока достигнуть не мог и, понимая это, к большему не стремился. Ооста мог бы обратиться за разъяснениями к Коут-Я, но прилюдно, не унизив достоинства Даруэта, это сделать было невозможно. И тогда кто знает... Такой поступок мог бы спровоцировать честолюбца отдать распоряжение о начале движения к дому. Оно уже было предопределено, все были готовы к отходу. И отданная в этот момент команда, могла быть представлена, как приказ, который Ооста выполнил. На это у Ооста был контрход. Если бы Даруэт решил поступить таким образом, он обратился бы к Коут-Я за подтверждением серьезности ситуации и затребовал бы от него краткий отчет о случившемся за озерами. Такие действия были бы логичными для поведением вождя, который выслушал мнения помощников и теперь принимает решение. Но Даруэт молчал, и потому Ооста не стал спрашивать соратника-побратима ни о чем.
Впрочем, что спрашивать, когда и без того ясно: там, в туннелях, произошло что-то серьезное и уходить следует немедленно. Ооста подал незаметный знак воинам. Такой незаметный, что со стороны казалось, будто они действуют по собственному разумению. Бессмертные, еще до того, как он закончил легкое движение пальцами, бегом поднялись по осыпающемуся склону к чернеющему под сводом озерной пещеры входу. Поднялись и словно окаменели, став так, чтобы их нельзя было увидеть снаружи. Даруэт и его люди молча ждали, ничем не выражая нетерпения, когда откроется проход в тунель.
Коут-Я, подошел и подал все еще не пришедшему в себя Усольцеву копье, тот удивился, но, подчинившись интуиции, которая его не подвела и на этот раз, принял оружие. Ооста понял все и усмехнулся: то, что соратник-побратим, вооружив местного, определил его статус, как гостя, Даруэту не понравилось. Коут-Я - человек Ооста, и решение о статусе чужестранца принял, как член группы Ооста, а значит от его имени. Этот факт говорил о лидерстве Ооста, как очевидном факте. Было и еще кое что. Теперь Ооста, а не Даруэт стал гостеприимцем, а значит тому заполучить к себе пленника не удастся. Хотя он имел такое право, потому что его отряд привел в лагерь этого человека. Но теперь уже что-то изменить было невозможно. Ооста прошел меж почтительно расступившихся спутников, и не спеша стал нажимать камушки на плите. Поспешность не к лицу гранду, кроме того, она может не понравиться и духам перехода. Дверь медленно отошла в сторону. Из проема дохнуло сухой бодрящей прохладой. Они вошли в коридор, и тотчас над головой зажегся квадрат потолка, освещая вокруг них пространство в несколько шагов.
Процессия двигалась в обратный путь в том же порядке, что и пришла. Только в середине ее шел гость - ибо вооруженный чужак в отряде может быть только гость из числа союзников. Воины после купания были бодры и отлично слушались команды. Все, казалось, шло так, как и должно было идти, но тревога не покидала Оосту.
Но если второй сон был вещим... А приснилось ему, что он непостижимым образом воплотился в тело бессмертного и двинулся по туннелю к двери-входу. Он шел, и свет перед ним не зажигался. Но свет и не нужен был Ооста, поскольку весь коридор - и ту его часть, что расстилалась спереди, и ту, что оставалась сзади, - он видел сразу и одинаково хорошо. Он подумал тогда, что смотрит на мир глазами бессмертного. И еще он знал, что опасность поджидает его впереди, при выходе из туннеля. Потому, приблизившись к выходу, Ооста остановился. Некоторое время он стоял без движения, не решался набрать код. Хотя что опасного может случиться во сне? Дверь еще не отъехала до конца, когда сильный удар в грудь откинул Ооста назад. В лабиринт сквозь узкий, медленно расширяющийся проем нетерпеливо лезли вооруженные люди. Ооста отступил и ударил копьем первого. Острый наконечник легко вошел в податливую плоть. Выхватив оружие из раны, ударил второго, того, который пытался разить из-за спины судорожно цеплявшегося за стену воина. Но Ооста легко отбил удар. И еще один, но затем стал пропускать их, не успевая отражать.