Марсианка Подкейн. Гражданин Галактики

– Можно было догадаться. Торби, я восхищаюсь этими торговцами. Я даже иногда испытываю к ним нежные чувства. Но порой они бывают такими высокомерными, эгоистичными, упертыми, самодовольными и непрошибаемыми. Впрочем, я не должна критиковать наших хозяев. Вот. – Она дотронулась руками до двух кружков на стене, и исчезнувшая койка появилась вновь.

Теперь, при двух откинутых креслах, в каюте почти не осталось места. Пожалуй, тут мог бы стоять только один человек.

– Лучше я уберу ее. Ты заметил, что я делала?

– Дайте я попробую.

Маргарет показала Торби и другие встроенные предметы, которые прятались, казалось бы, в совершенно гладкой стене: два кресла, койку, шкафчики для одежды. Торби обнаружил, что в его распоряжении дополнительные две смены одежды, две пары мягких корабельных туфель, еще несколько странных, на его взгляд, предметов: книжные полки, на которых, кроме пачки экземпляров «Устава „Сису“», не было ничего, фонтанчик для питья, лампа для чтения в кровати, интерком, часы, зеркало, пульт управления температурой в комнате, а также еще какие-то устройства, назначения которых он не мог понять, поскольку сроду не видал таких вещей.

– Что это? – наконец спросил он.

– Это? Наверно, микрофон для связи с кабиной старшего помощника. А может быть, имитация, а настоящий где-нибудь спрятан. Но не беспокойся: на этом корабле почти никто не говорит на английском Системы, и старший помощник не исключение. Тут пользуются своим «секретным» языком, да только никакой он не секретный: самый обычный финский. У каждого торговца свой язык – один из терранских, а для связи между кораблями официально принят общий «секретный» язык, представляющий собой упрощенную церковную латынь, но и на латыни они не говорят: свободные корабли общаются на интерлингве.

Торби слушал вполуха. Ему было просто приятно находиться в обществе, и он наслаждался тем, как к нему относится Маргарет. Но от этого он поневоле задумался об отношении остальных обитателей «Сису».

– Доктор Мейдер… а почему они не говорят с людьми?

– Что?

– Вы – первый человек, заговоривший со мной.

– Ага. – Она сразу же погрустнела. – Мне следовало догадаться. Они попросту не замечают тебя?

– Ну… они кормят меня.

– Но разговаривать не желают. Бедный мой! Торби, они не хотят говорить с тобой потому, что ты не относишься к «народу». Так же, как и я.

– С вами они тоже не разговаривают?

– Теперь разговаривают. Для этого потребовалось прямое распоряжение старшего помощника и много терпения с моей стороны. – Она нахмурилась. – Торби, в каждой клановой культуре – а я не знаю более клановой, чем эта, – есть такое специальное слово… здесь это слово «народ». Оно обозначает их самих. «Я и моя жена, мой сын Джон и его жена, мы четверо, и больше никто». Такая точка зрения отсекает их от всех прочих групп людей и отрицает право других считаться людьми. Тебе уже довелось слышать слово «фраки»?

– Да. Но я не знаю, что это такое.

– Фраки – это безвредное, но достаточно противное животное. В их устах «фраки» означает «чужак».

– Ну что ж, я действительно чужой для них.

– Да, но это также означает, что ты никогда не станешь ничем иным. Это означает, что ты и я – недочеловеки, стоящие вне закона – их закона.

Торби растерялся:

– Значит ли это, что мне придется безвылазно сидеть в каюте и ни с кем не разговаривать?

– Великое небо! Не знаю. Но ведь я-то разговариваю с тобой…

– Спасибо!

– Посмотрим, что я сумею для тебя сделать. Торговцы отнюдь не жестоки, они всего лишь упертые провинциалы. Им и в голову не приходит, что ты способен что-то чувствовать. Я поговорю с капитаном. У нас назначена встреча, когда корабль покинет физическое пространство. – Она взглянула на часы. – Господи, уже столько времени! Я пришла поговорить о Джаббале, а мы о нем даже не обмолвились! Ты позволишь мне прийти еще?

– Я хотел бы вас видеть почаще.

– Ну вот и хорошо. Культура Джаббала изучена неплохо, но, как мне кажется, ни один исследователь не имел возможности взглянуть на нее с вашей точки зрения. То, что ты оказался профессиональным нищим, весьма и весьма меня обрадовало.

– То есть?

– Видишь ли, исследователи, которым разрешали посещать Джаббал, общались в основном с высшей знатью планеты. О жизни рабов они могли судить… ну, скажем, поверхностно, а не изнутри. Понимаешь?

– Думаю, да, – кивнул Торби, – и если вам захочется узнать о жизни рабов побольше, то я к вашим услугам.

– Ты был рабом?!

– Я вольноотпущенник… О, мне следовало сказать вам раньше, – проговорил он, ощущая некое неудобство и даже опасение, что новообретенный друг, узнав о его социальном происхождении, отнесется к нему с презрением.

– Что ты! Да я счастлива узнать об этом! Торби, ты просто кладезь сокровищ! Слушай, милый, мне нужно бежать, я опаздываю. Ты не будешь возражать, если я к тебе вскоре загляну?

– Ну конечно нет, Маргарет! – И он честно добавил: – Ведь мне все равно больше нечего делать.