В окно видны были туманные вершины Лизиазиры. Не было никаких сомнений, что Тума, как марсиане именовали свой мир, умирает. Исчезла растительность, резко сократилось число каналов. «Ну как они не понимают, — с неожиданным отчаянием подумал Лось, — что этот мир можно возродить только с помощью самых жестоких мер? Надо построить тепловые станции на полюсах, силой атома заставить ожить марсианские моря, восстановить сельское хозяйство, наладить снабжение городов. И как прикажете это сделать в условиях, когда гражданская война продолжает тлеть под пеплом видимого спокойствия?»
Послышалось позвякивание шпор о каменные плиты пола, и в зале появился Гусев. Вздернутые усы и блестящие глаза говорили сами за себя.
— Надо же — укусил, — сказал Гусев. — Я к нему с харчем, а он р-раз и нате вам — укусил! И ведь справный был паук, сам его объезжал! Правду говорят, сколько паука ни корми, а он все в лабиринт смотрит. Но и я не сплоховал — прямо между жвал ему из маузера! У меня без промаха, Мстислав Сергеевич… А паучка мне нового, еще более справного обещали! Я своим орлам верю!
Гусев остановился напротив владыки Марса, наглым неморгучим глазом глядя на инженера Лося.
— Ну что, Мстислав Сергеевич, пора и за Землю браться, а? Когда выступаем? Надоела мне эта мирная жизнь, спасу нет!
«А ведь он и в самом деле хочет раздуть пожар мировой революции во всей Вселенной, — вдруг понял инженер Лось. — И не по каким-то особым причинам, просто скучно ему в мирной жизни, не любит он что-то строить и создавать. А вот воевать любит! Это его медом не корми, а дай повоевать. Отравленный человек! И встань я на его пути, он без раздумий пустит мне пулю в лоб из своего маузера».
— Всему свое время, Алексей Иванович, — сухо сказал инженер. — Ты не гони, вопрос уж больно серьезный.
— И серьезнее бывали, — раскатился в белозубом смехе Гусев. — А мы раз-два и в дамки!
— На Совете выступишь, — по-прежнему сухо сказал Лось.
— Да ты что, Мстислав Сергеевич, — удивился марсианский командарм, — белены объелся? С говорунами спорить собрался? Совет, почитай, это мы с тобой и есть, остальные там для блезиру штаны на стульях протирают да кактусы сушеные жрут! Али я не понимаю, от кого все зависит?
— Не сейчас, — сказал Лось. — Позже поговорим!
— Не понимаю я тебя, — сказал Гусев, похлопывая по полированной кобуре маузера. — Вроде с тобой я гуторю, а все равно как с другим человеком. Ты, Мстислав Сергеевич, помни простую истину — боец пятками назад не ходит, зараз я в отступ идти несогласный, собрались Землю брать, так чего же ждать, чего телиться, дело делать надо!
— Воевать собрался? — не выдержал Лось. — Чем воевать? Да твоих пауков в первой же атаке из «максимов» положат! Ты видел, что на Марсе делается? Людям жрать нечего, мука из кактусов на вес золота, воды не хватает…
— А это ты со своего Совета, Мстислав Сергеевич, спрашивай, — посоветовал марсианский командарм. — У меня голова под другим углом заточена. Нам ведь главное начать, а потом, глядишь, за нами люди потянутся!
Разговаривать с человеком, мечтающим о вселенском пожаре, все равно что отговаривать Герострата от поджога храма. Это инженер Лось понял еще в Петербурге, когда вел переговоры о строительстве первой ультралиддитовой ракеты с Урицким. Того тоже одно интересовало — как далеко ракета лететь сможет и какой ею ущерб мировой буржуазии сподручно организовать.
«На Землю его, — с неожиданной злостью подумал Лось. — Пусть там порядки наводит. А ведь это выход! Я его отправлю с первой волной ракет, чтобы возглавил и организовал выступление. Посмотрим, кто там за ним потянется!»
Как всегда, после принятого решения стало легче.
Марсианский командарм постоял еще немного, ведя разговор, но, получив доверительные ответы, ушел обнадеженный. Проводив его, Лось вернулся к окну и долго смотрел на туманные горы Лизиазиры. На душе было пакостно, словно он и в самом деле принятым решением предавал что-то святое.
Над Лизиазирой пилотажничал марсианский воздушный корабль.
Казалось, он лавирует между невидимыми, но чувственно ощутимыми струями воздуха, поднимаясь вверх и стремительно теряя высоту. Чем-то этот корабль напомнил инженеру Лосю его собственную жизнь. Разве не так он лавирует среди людей, часто требующих от него совершенно противоположного. Но у него своя цель, а у каждого из них — своя, они чаще всего несовместимы, эти цели.
Инженер Лось распахнул окно, грудью вдохнул свежий воздух, сел на широкий подоконник, глядя на кружок красного солнца, и в который раз ощутил отчаяние и тоску, которые может ощутить лишь владыка, связанный по рукам и ногам ворохом бесполезных и никому ненужных обязательств и понимающий, что грядущее добро можно сделать лишь из настоящего зла, больше его не из чего сделать.
Скучный вечер на Марсе
Марсианский Декамерон