Марсианская роза

Одним из таких людей оказался наш суховский агент «Берия». Не знаю, кто ему при вербовке дал такую кличку, может, он и сам ее выбрал, но свое оперативное имя этот человек явно не оправдывал. Блестя лысым дынеобразным черепом и сморкаясь каждые пять минут в огромный клетчатый носовой платок, он убеждал меня, что к исчезновению марсиан, несомненно, причастен некий Малышкин Александр Гаврилович, проживающий по улице Панферова в доме пять.

— Откуда у вас такая убежденность? — спросил я. — Вы располагаете фактами?

Фактами «Берия» не располагал.

— Вы его прижмите хорошенько, — угрюмо сказал он. — Нутром чую, что он при делах. В камере попарьте, прижмите, как это органы умеют. Он все расскажет! Фактов у меня нет, у меня интуиция! Я человека насквозь вижу.

— Брешет он все, — дал лаконичное заключение по донесению агента Никон. — Он с Сашкой Малышкиным уже двадцать лет враждует, вот и пытается ему неприятность устроить.

— И с чего это у суховских Монтекки и Капулетти такая вражда? — без особого интереса спросил я. — Воистину, нет повести печальнее…

Воистину.

Двенадцать лет назад коза, принадлежащая горожанину, который сейчас скрывался под псевдонимом «Берия», зашла во двор гражданина Малышкина и без особых раздумий объела кору на пяти элитных яблонях, за которыми этот самый Малышкин ездил аж в город Ставрополь. Разумеется, Малышкин не стерпел: он последовательно ошпарил виновную козу кипятком, а в довершение ко всему злодейски отравил собаку своего соседа, ставшего ему отныне кровным врагом. После этого вражда, периодически затухая и вновь вспыхивая от очередной нанесенной обиды, превратилась в обоюдные козни, сопровождаемые жалобами в инстанции. Особой крови не было — то Малышкин врагу своему сарай подожжет, то наоборот, его личный враг во время партизанской вылазки картошку в огороде Малышкина выкопает. Иногда они дрались, но так, без особого усердия — до первой крови. Одно время они даже следили друг за другом, чтобы вовремя узнать, кто быстрее напьется, и сдать врага в вытрезвитель. Друг другу никто преимущества дать не хотел, поэтому их трезвый период жизни затянулся до такой степени, что враги заключили перемирие и отметили его таким щедрым возлиянием, что оба попали в вытрезвитель. Естественно, что каждый винил в случившемся своего соперника. Вражда опять обострилась, и мое появление «Берия» расценил как шанс еще раз насолить Малышкину, он рассчитывал, если повезет, заставить своего кровного врага испытать дополнительные лишения хотя бы и в виде неволи.

— Бывает, — сказал я.

— Он теперь и на вас писать начнет, — предупредил Никон. — На ваше бездействие станет жаловаться.

— Пусть жалуется, — вздохнул я.

Хотелось бы мне посмотреть в глаза оперативному работнику, который осуществлял вербовку этого соседоненавистника! Впрочем, положа руку на сердце надо было признать, что остальные негласные источники были немногим лучше.

В обед я зашел домой к Вере Петровне.

Кажется, я ей и в самом деле понравился — обед она приготовила изумительный.

Она радовалась, а я ощущал некоторую неловкость. Считается, что это мужчина соблазняет женщину. Черта с два! Як этому не имел ни малейшего отношения, хотя и признавал прелести хозяйки, это меня вчера осмотрели, признали годным и использовали в соответствии с прямым мужским назначением.

Вера Петровна щебетала.

— Сегодня по телевизору новый сериал показывать начали, — сообщила она. — Там одна парикмахерша в марсианина влюбилась, а ее один хороший парень любит. Она его прогнала, а сама каждый день к боевому треножнику бегает, надеется марсианина увидеть. По-моему, эти дураки с телевидения уже совсем с болтов слетели. Валентин Мокеевич, ну разве такое бывает?

Я в такую любовь тоже не верил, хотя любовь, конечно, зла. Всякое могло случиться, от экзальтированных дамочек всего можно было ожидать — даже сильных чувств к гладкому пятнистому бурдюку со щупальцами, кривым клювом и круглыми желтыми глазами. Одного я не мог понять — причем здесь профессия парикмахера? Дурь наших телевизионщиков меня давно уже перестала удивлять. Ребята отбивали свои бабки, а марсиане последовательно проводили идею терпимости к своему виду. Все занимались своими делами. Поэтому я только промычал нечто неопределенное, делая вид, что занят борщом. Борщ и в самом деле был очень вкусен.

Вера Петровна вдруг спохватилась:

— Ой, Валентин Мокеевич, вам Анатолий Сергеевич звонил, — сказала она. — Два или три раза звонил. А я думала, вы к нему в школу ушли, Валентин Мокеевич. Или он не из школы звонил?

Когда вступаешь с женщиной в интимные отношения, ее обращение к тебе по имени и отчеству начинает смешить и раздражать. А еще они сразу же начинают ощущать свою сопричастность тебе, а потому полагают, что у тебя от них не может быть никаких тайн. Даже истерику могут закатить или умелый скандал разыграть по этому поводу. Женщины — собственницы, они полагают, что мужчина должен принадлежать им со всеми своими секретами и тайнами, и очень раздражаются, обнаружив, что это не так.