Когда Вовка Жуков вытащил крикуна наружу, тот позеленел, как перед смертью, что-то замычал и полез назад в цукубу.
– Стой, гад! – закричал Жуков и даже замахнулся на него.
Но крикун, который, казалось, уже давным-давно сломался, проявил упрямство и никак не хотел сходить на берег. Жора Генацаревский грозно произнёс:
– А ну!.. – и схватил крикуна за шиворот.
Крикун проявил изворотливость и больно укусил Жору за палец сквозь перчатку скафандра.
– Ай! – подпрыгнул Жора и потряс рукой.
Сергей не стал дожидаться, чем всё кончится, схватил посох и, прихрамывая, побежал на разведку.
Дом оказался настолько ветхим, что, казалось, готов был рассыпаться от прикосновения пальцем. Внутри было темно и стоял тяжёлый звериный запах. Сергею показалось, что так пахло в штреке, где бескрылые птицы охотились за длинноногими крысами.
Для дневки больше подходила каменная банька во дворе, похожая на песчаный холмик. Внутри было сухо и тепло. Имелась даже печка и дверь с крохотным дребезжащим оконцем. Сергей чувствовал, что устал, все очень устали. Надо было выспаться и отдохнуть, а потом отправляться на помощь к своим.
Он вернулся к цукубе, а потом, пока Жора Генацаревский и Вовка Жуков осваивались в баньке, решил добыть что-нибудь съестное. После короткого пребывания на цукубе он двигался, как моряк на суше. Колени сами по себе дергались вверх. Ему казалось, что он всё ещё летает, а земля под ногами, как палуба на корабле.
В предвкушение сытной еды и долгого сна, он на исходе последних сил отправился в «угольный» лес. «Не забудь к обеду вернуться!» – крикнул ему Жуков. Сергей только махнул рукой. Он и раньше обходился глотком воды. А лес ему нравился. Он будил древние инстинкты, дремавшие из поколения в поколение всех его предков, вынужденных жить в городах. Чувствовалось, что лес обитаем. Множество тропинок были испещрены отпечатками птичьих и крысиных лапок. А ещё кто-то большой ради забавы отламывал верхушки «деревьев» и бросал вдоль тропинок, словно метя территорию.
Сергей присел на косогоре и прислушался. Ветер налетал порывами, совсем как на Земле, и свистел в ветках угольных «деревьев». Впереди лежал голый песчаный склон, поросший по краям белыми лопухами и чёрными грибами на кривых ножках. За ними торчали чахлые «деревья», а за «деревьями» начиналась пустошь с клочковатыми зарослями узловатых колючек, а уж за пустошью темнел настоящий лес. Самые высокие «деревья» в нём были, почти как корабельные сосны.
Через пустошь Сергей не пошёл. Мало ли что, рассуждал он? Кто-то ж её изрыл. Может, там ловушки, рассуждал он по старой сталкеровской привычке. Он двинул краем леса, невольно держа путь на те высокие «деревья». Белые лопухи создавали иллюзию защиты.
Скафандр его потихоньку очищался от копоти, и на коленях, животе и боках стали появляться светло-бежевые проплешины. Наверное, я весь такой пегий, думал он, радуясь непонятно чему. Оказывается, совсем неплохо, когда за тобой не охотятся, в тебя не стреляют и можно побродить в лесу почти, как на Земле. Пусть этот лес и выглядит совсем не по-земному. Он вспомнил, как они с Варенькой в девятом классе ездили за грибами и тайком ото всех робко целовались на опушке леса, и как он шёл за ней по тропинке и в голове у него крутилась одна и та же мысль – как бы её поцеловать, но так, чтобы она не заметила. А оказалось, что она тоже думала о том же. Потом их долго дразнили «жених и невеста». Целых два года. Он действительно считал её своей невестой, хотя они об этом никогда не разговаривали. Давно это было. Целую вечность тому назад. Потом у него появились другие знакомые девушки, с которыми он порой встречался, но Варя из его жизни не исчезала. И все уже как бы привыкли, что она приходит в гости, что она знакома с его родителями, а он знаком с её родителями. И как родители радовались их дружбе. А потом он вдруг стал стесняться этой дружбы, потому что на них с Варей все смотрели с каким-то ожиданием, и даже был рад, что ушёл в армию. А потом в его жизни появилась Дронина, и он понял, что существует «юношеская» и «взрослая» любовь, и что это две большие разницы. Хорошо, когда у тебя есть любовь, думал он, бредя по марсианскому лесу, и эта любовь совсем близко, в каких-нибудь трёх часах ходьбы. Мысли о том, что крикуны со своими танками могут прийти в Городок-Один показалась ему дикой. Генерал Зуев не допустит этого. Ведь должны быть у него какие-то планы для подобных ситуациях. О том, что таких планов может и не существовать, он даже думать не хотел, иначе дело попахивало катастрофой, провалом всей экспедиции.