Марта Квест

— Черт бы ее побрал, — снова изрек мистер Квест, еле сдерживаясь и огорченно взглянув на своих двух дам. Не очень рассчитывая на успех, он попытался включить мотор с помощью стартера. Результат оказался мгновенным и неожиданным. Машина, скрипя и скрежеща, взлетела на край канавы и покатилась по дороге между полями маиса. Маис уже почти созрел — он стоял, тускло поблескивая, весь золотисто-серебряный, сухой, как бумага, и шелестел на ветру мириадами листьев. Внизу, там, где кончался этот участок, именуемый «Сто акров», пролегало полотно старой железной дороги. Не доезжая до нее, мистер Квест остановил машину, вышел, снял с радиатора пробку и заглянул внутрь. Там что-то слегка булькало, и оттуда еле уловимо тянуло тухлятиной.

— Пока все в порядке, — с удовлетворением сказал он, и они двинулись дальше.

Вскоре они снова остановились.

— Три с половиной мили, — пробормотал мистер Квест. — Уровень бензина должен быть…

Он посмотрел на стрелку, показывающую количество горючего в баке. Ведь до станции было целых семь миль. Вернее, всего пять и три четверти. Но раз до Дамфризовых холмов семь (тогда как на самом деле было всего шесть) и до Джейкобс-Бурга — тоже семь (тогда как на самом деле — по крайней мере девять), то и до станции должно быть семь миль: ведь так приятно иметь дом, который находится в самом центре некоего магического круга — какие богатства, какая власть могут сравниться с этим? Но одно дело — семь миль в поэтическом представлении мистера Квеста, и совсем другое, когда приходится в соответствии с этим проверять положение стрелки, указывающей на уровень бензина. Поэтому мистер Квест нахмурился и сказал:

— Придется, пожалуй, заехать в гараж. Просто удивительно: если люди добились того, что мотор может работать в течение целой человеческой жизни, почему же все остальное так недолговечно?

Прибыв на станцию, миссис Квест устремилась в лавку Сократа, держа в руке список покупок, а мистер Квест поехал в гараж. Марта постояла на веранде, выжидая, пока мать забудет о ее существовании, заговорившись с другими женщинами у прилавка, а потом быстро направилась к группе деревьев, за которыми виднелась лавка для кафров. Это было большое несуразное здание из кирпича с простенькой верандой на столбах. Марта пробралась между толпившимися по обыкновению перед лавкой туземками с детьми на спине, откинула занавеску из пестрых бус, висевшую на двери, и вошла. Через все помещение тянулся длинный прилавок, уставленный банками с яркими разноцветными леденцами и заваленный рулонами бумажных тканей. Вдоль стен стояли мешки с мукой и сахаром, велосипеды, коробки с парафином, ящики с земляными орехами. Над прилавком висели, позвякивая, дешевые бусы, связки вяленого мяса, губные гармошки и стеклянные побрякушки. В лавке стоял запах пота, дешевых красок и пыли, и Марта с удовольствием вдохнула его.

Старик Коэн холодно кивнул ей и, вежливо осведомившись о здоровье ее родителей, задолжавших ему пятьдесят фунтов стерлингов, умолк в ожидании заказа.

— Скажите, Солли у себя? — спросила Марта каким-то уж слишком вежливым тоном.

Старик поднял брови и неторопливо ответил:

— Он дома — для всех, кто хочет его видеть.

— Мне бы очень хотелось его повидать, — сказала Марта, с трудом выдавливая из себя слова.

— Вы как будто знали раньше, как к нему пройти, — сухо заметил он и кивнул на откидную крышку прилавка, под которую Марта частенько ныряла, когда была маленькой. Марта рассчитывала, что он поднимет для нее эту крышку, но он лишь молча наблюдал, как она сама неловко пытается ее приподнять. Подождав немного, он не спеша все же поднял ее и отступил, пропуская девушку.

Неожиданно для самой себя она вдруг сказала:

— Вы ошибаетесь, я вовсе не хотела…

Он искоса метнул на нее быстрый взгляд и не без сарказма спросил:

— Чего не хотели?

И, тут же отвернувшись, принялся доставать из банки ядовито-зеленые лакомства для негритенка, покрытого таким слоем красной пыли, что его черная кожа казалась ржавой.

Марта вошла в заднюю комнату, где и обнаружила братьев Коэн, которые читали, сидя в двух больших креслах, — Марте эти кресла казались признаком дурного вкуса, как, впрочем, и вся обстановка комнаты, очень маленькой, заставленной полированной мебелью и яркими китайскими безделушками. Во всем чувствовалось что-то показное, нарочитое, точно это была не комната, а витрина мебельного магазина. И в этой некрасивой, безвкусно обставленной комнате сидели Солли и Джосс — два философа — и читали (как Марта не преминула заметить) Платона и Бальзака в дорогих изданиях. Они с изумлением посмотрели на Марту, затем друг на друга, и после долгой паузы Солли заметил:

— Ты только погляди, кто к нам пришел!

А Джосс сказал:

— Ну и ну!

И оба умолкли, ожидая с ироническим видом, чтобы она заговорила.

Марта сказала:

— Я принесла вам вашу книгу. — И протянула ее.

— Покорнейше благодарим, — отозвался Солли и взял книгу.