Марта Квест

Марта с аппетитом, если не с удовольствием, ела ресторанный обед. Меню было длинное, составленное из французских блюд, — это был самый дорогой обед, каким можно было щегольнуть в колонии.

Они съели густой белый суп, отдававший мукой и перцем; круглые шарики из сыра величиной с мячи для крикета, не отдававшие ничем; отварную рыбу под клейким белым соусом; жареных цыплят — жесткие кусочки белого мяса с отварным горошком и отварным картофелем; компот из слив со свежими сливками и гренки с сардинами. Пили они бренди пополам с имбирным пивом. В середине обеда Бинки начал всех подгонять: «Поторапливайтесь, ребята», — ему уже не сиделось на месте — а вдруг танцы начнутся без него!

Покончив с едой, он швырнул на стол несколько пригоршней серебра; официанты с улыбкой принялись кланяться, а сами зорким взглядом уже подсчитывали, сколько брошено серебра и как они его поделят. Девушки по обыкновению запротестовали, говоря с материнской гордостью, что Бинки — сумасшедший мальчишка. В Спортивный клуб они вернулись все вместе. Чувствуя себя виноватой, Марта, тепло вспоминавшая о Донаване, решила его тут же разыскать, но Донавана нигде не было видно. А к ней уже подошел Пэрри — высокий атлет, блондин.

Теперь все были уже в вечерних туалетах, играл оркестр. Наконец Марта увидела Донавана — он сидел с девушкой, и Марта узнала ее: это была Рут Мэннерс. Донаван помахал Марте рукой, точно простой знакомой, и пренебрежительно покосился на Пэрри. Марта в поисках поддержки взглянула на Бинки, и тот сказал со своей обезоруживающей откровенностью:

— Лучше держись нас, детка. Он ведь и накормить-то тебя толком не может.

Но она продолжала умоляюще смотреть на него, и тогда, ворча, охая и вздыхая, вся компания принялась сдвигать столы и подтаскивать стулья; наконец все расселись, и Донаван оказался на одном конце большого стола, а Марта напротив него — на другом.

Рут Мэннерс была тоненькая, хрупкая девушка с узким бледным лицом, темными, коротко остриженными, вьющимися волосами и длинными, нервными пальцами. Черты ее лица не отличались правильностью: когда она улыбалась, узкий яркий рот слегка кривился, тонкий нос загибался книзу, а черные, тонко очерченные брови поднимались углом над бледными, настороженными глазами. Говорила она неторопливо, тщательно произнося гласные; двигалась тоже неторопливо, заботясь прежде всего о том, чтобы всегда производить наиболее выгодное впечатление. Эта-то озабоченность вместе с хрупкостью всего ее облика — припухшие веки ее были всегда слегка воспалены, а на бледных щеках вспыхивал лихорадочный румянец — и придавали ей особенно одухотворенный вид. Однако она была очень элегантна — такой элегантностью не могла похвастать ни одна из находившихся здесь женщин. На ней было блекло-зеленое платье из тяжелого крепа, ниспадавшее свободными складками и перехваченное у тонкой талии огненно-красным поясом. Оно было низко вырезано спереди и сзади и свободно лежало на маленькой, почти плоской, как у ребенка, груди. Плечи ее и шея, худые и костлявые, отличались хрупкой белизной и, по-видимому, могли так же быстро краснеть, как и щеки. И все-таки, хотя Рут не отличалась красотой — а плечи, как ревниво подметила Марта, ей лучше было бы не обнажать, — она, несомненно, обладала теми свойствами, которыми так восхищался Донаван. Ее самоуверенный вид как бы говорил: «Да, я непривлекательна, да, у меня некрасивое тело, ну и что же? Зато у меня есть кое-что другое». И Марта перед лицом такой самоуверенности стушевалась. Пусть «волки» оказывают ей внимание — все равно она нескладная и неуклюжая.

Рут и Донаван были словно рождены друг для друга и знали это. Они непринужденно болтали, сидя рядышком во главе стола и слегка флиртуя, — в клубе было настолько не принято так держаться, что все вокруг попритихли и не без смущения внимательно вслушивались в их болтовню.

Заметив, что у него появились слушатели, Донаван изящным движением откинулся на спинку стула и, взяв Рут за руку, сказал:

— Вот что, девочки и мальчики, нам всем надо ехать в Англию. Вы понимаете, что это для нас значит? Посмотри на платье Рут, дорогая Мэтти. Видишь? Разве мы, бедные колонисты, можем сделать себе такое?

— Бедненький Дон, но вы же сами были в Англии в прошлом году, — рассмеявшись, заметила Рут.

Донаван ни разу не говорил Марте, что был в Англии, и ей показалось это странным. Она заметила, что слова Рут ему неприятны: он нахмурился и помолчал, обдумывая, как бы получше выйти из положения.

— Да, Рути, — наконец вымолвил он, — но у меня не было возможности усовершенствовать свои познания: ведь я ездил в сопровождении мамаши, а она целыми днями пропадала у Хэррода и у Дерри и Томса — все закупала себе туалеты, а мне приходилось сопровождать ее — вы же знаете, она ничего не может купить без меня.