Читаем Мартиролог. Дневники полностью

* Образ — это (зафиксированное) впечатление от истины, на которую Господь позволил взглянуть нам своими слепыми глазами.

* Некто — писатель — достиг высших духовных сфер. Честный. Одинокий, переживший и успех, и суету. Замечает на своем лице признак проказы. Он год ждет, пока болезнь проявится явно. И тогда врачи заявляют о том, что он здоров. Он возвращается домой. Пыль, пересохшая — «истлевшая» — бумага, в которую проваливается карандаш. «Ничего-ничего!.. Хорошо!» Но он уже пуст своим испугом, растянутым на год. Его философское отношение к жизни разрушено страхом смертельной болезни. И он понимает, что (и почему) самый страшный грех — гордыня. Он открывает книгу и читает: «Сначала было слово».

Окаменевшая перчатка (Bagno Vignoni).


Человек, который забывает, что ему приснилась смерть. Мучительно хочет вспомнить.

24 июня

Абаша (р-н). Менгрелия.

Колх. виногр., кукуруза, овощи.

Эксперимент на уровне колхоза. 150 % сдали гос-ву — 50 % гос-во покупает по повышенным закупочным ценам; то, что свыше 150 % — принадлежит колхозу. Все разбогатели (в Крыму тоже есть подобный колхоз). В Правительстве недовольны; «Это не социализм»… Очевидно, есть и сторонники. Видимо, по этому поводу существует какое-то временное равновесие в отношении к этой идее.

Июль 1979

7 июля

Позавчера похоронили Ларису Шепитько и пятерых членов ее группы. Автомобильная катастрофа. Все наповал. Настолько неожиданно, что ни у кого в крови не обнаружили адреналина. Кажется, шофер заснул за рулем. Рано утром. Между Осташковым и Калининым.

А сегодня позвонил К[оля] Шишлин и сказал, что младшая дочь В. Бураковского, Марина, погибла позавчера в автомобильной катастрофе в Иордании. И это после всего, что случилось с его старшей — абсцесс и почти смерть. Что все это означает? Шепитько, Володя Бураковский.

Жду документов на выезд в Италию. Там уже беспокоятся — планы их нарушаются — гостиницы, машины. А может быть, и Лора все придумывает.

8 июля

Эпизод из «Белого дня»: Сон.

Никакой безвозмездной суммы мне не дали (когда я болел — год назад). А дали 250 рублей, кот[орые] я на днях отдал.

9 июля

Боже, что за прекрасный сон я видел! Из тех двух снов, которые преследуют меня всю жизнь и которых я не видел очень-очень давно. Будто где-то летом, недалеко от дома (его я не помню). Солнце, ветерок. Я иду прогуляться — и иду как-то торопливо, будто имея какую-то цель. Но иду путем, которым никогда не ходил. И сразу же попадаю в прекрасное, чудное и ну просто райское место. Цветы самые разные, нетронутые заросли. Издали доносятся какие-то вопли, будто бы кто-то возится в траве — то ли дерутся, то ли стонут. Но по голосам драка едва ли не на жизнь и смерть. Я иду по чудной лесной дороге, и за поворотом в поле, тут же у дороги, борются дети. Деревенские дети. У дороги сидит молодая женщина или девушка и что-то делает. Я ей говорю: «Они же убьют друг друга».


«Пожалел! Девчонку, что ли, пожалел, проходи, проходи, ничего, не убьют». Или что-то в этом духе. Кто-то, кажется, пожилая женщина, выходит из кустов и высыпает в подол молодой крупные не вполне созревшие ягоды, похожие на поленику. Я иду дальше. Вся прогулка длится очень мало, оглядываюсь вправо и останавливаюсь, чтобы не упасть вниз, с обрыва. Внизу широкая, чистая красивая река, подернутая рябью, трава, лиственный уютный лес на другом ее берегу.

Покой, тишина! Как я раньше не знал этого места! Я ложусь в траву у самого обрыва. Перед глазами моими (вдоль дороги) свежая трава, лужок, весь заросший синими цветами, вроде льна, в глубине картина замыкается темноватым (хвойным отчасти?) лесом, а в конце лужка с двумя огромными цветами в глубине (выглядящими так, будто они у самых моих глаз и похожими на фиалки, кот. растут у меня на окне) и со старой высохшей елью на опушке, кот. выделяется, но как-то не портит пейзажа. Чуть правее — сквозь деревья маячит кирпичная округлая стена какого-то древнего, не слишком бросающегося в глаза старинного здания, то ли башни, то ли закругления стены. Тишина, солнце, цветы, ветер, прохлада и покой! Я лежу, гляжу вперед на этот удивительный пейзаж, и на душе у меня блаженное чувство обретенного счастья…

17 июля Рим

Вчера прилетел в Рим. Устал. С посадкой в Милане. С опозданием.

ПНР по городу? В разное время — сквозь время (погода, время дня, осадки и свет). Герой — переводчик (не архитектор?). Одиночество. Джотто — Ассизи. Не замечает и не смотрит ни на что.

Ужасно жарко. Трудно соображать. Надо акклиматизироваться. Только сейчас заметил, как я устал, после Москвы, дел, картины, безденежья… Как-то там моя Ларочка и Тяпус с Дакусом.

Андрей Тарковский на съемках «Времени путешествия». Италия


«Ностальгия» — название фильма. Не женится ли герой? На итальянке. — Нет.

Город с бассейнами, кто-то опустил ноги и рассказывает слепому фильм. Герой фантазирует на эту тему и представляет себе эпизод разговора Бога с Марией.

18 июля

Встать в 6 утра. В 8 — Ильин для поездки к послу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное