— А что, если разница между ценами и двумя счетами приведет к заварушке? Тогда наколют меня, и я буду отвечать на все сто процентов! Причем башкой. Риск велик, так по нему и надо «сару» делить, ваше высокородие!
— Рекомендую вам такие слова, как «заварушка», «наколют», «башка» и «сара», больше не произносить, если желаете заниматься поставками для военного министерства. Такой воровской жаргон не под стать будущему директору акционерного общества «Патриа». Что же касается риска, то австро-венгерская армия располагает еще таким влиянием, чтобы вмешаться в случае, как вы говорите, — и, надеюсь, в последний раз — «заварушки», или, как я говорю, «трений». Так это было и в мирное время, тем более это так будет во время войны.
— Стану ли я выражаться по-своему, ваше высокородие, или нет, это не меняет сути дела… Я работаю… А вы, простите меня, ни хрена не делаете. Ответственности на вас никакой, даже расписок не даете, отсиживаетесь под кустом, прикрывшись листом, и все-таки вы получаете — я уже не говорю про акции, этот доход вам положен, ибо вы вкладываете капитал в «Патрию», — вы получаете четыре пятых «сары» из разницы между счетами… Много!
— А вы уяснили себе размеры поставок?
— Какие бы они ни были, — Вайда, воображавший, что он взял уже верх над Селеши, надменно выпятил нижнюю губу, — война закончится через пять-шесть месяцев, и тогда «Патриа» может катиться, так сказать, к чертовой «матрии».
Селеши улыбнулся.
— Через пять-шесть месяцев?..
— Ну ладно, — перебил его Вайда, — не будем об этом спорить. Это вам в генеральном штабе виднее! Но почему вам восемьдесят, а мне только двадцать?
— На это я не намерен отвечать.
— Гм… Так-то легче всего сказать — не намерен! Риск мой, и расходов чертова уйма… — Вайда плюхнулся в кресло, стоявшее рядом с письменным столом.
Селеши нагнулся к нему и так близко придвинул лицо, что Вайда увидел снова только его влажный прищуренный левый глаз.
— Глупый вы человек! — тихо сказал капитан генерального штаба. — У вас у одного, что ли, будут расходы?
— Гм… гм… гмм… словом…
— Никаких «словом»! Об этом, я уже сказал, разговаривать не будем! Ни со мной, ни с кем другим! Ни сейчас, ни позже!
— Понял… — пролепетал Вайда.
— Ничего вы не поняли! Молчать надо! Вы были солдатом?
— Не-е-ет… В 1903 году меня признали негодным. Плоская стопа… сердце…
Селеши отстранился. Выдвинул ящик стола, заглянул в него.
— В будущем месяце, 27 октября, ваш возраст подлежит призыву. Призыв будет настоящий — военного времени!
— Да неужели? — Вайда весь похолодел. — Но у меня сердце…
— Во время войны, дружок, коли мы захотим, сердца у всех будут здоровые… А уж тем более ноги… Но в интересах ведения войны незаменимых работников, глав предприятий и прочих нужных людей мы освобождаем от службы в армии…
— Ладно! Так пусть будет тридцать пять и шестьдесят пять процентов.
Селеши пренебрежительно махнул рукой.
— Ладно! — воскликнул Вайда. — Вы гарантируете пятьсот тысяч оборота в месяц?.. Все в порядке! Принимаю ваше предложение.
Относительно того, что покупать и что поставлять, Селеши разъяснил:
— Покамест покупайте все, что можно, — качество неважно. Чем оно хуже, тем больше разница между счетами. Маклеров можете уже нанимать. В задачу их входит только розыск товаров. Ничего другого. Поняли? Завтра утром ждите моего уполномоченного. А теперь, милый господин директор, пожелаем друг другу спокойной ночи, — и Селеши протянул руку Вайде.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Не прошло и десяти дней, как комиссионное акционерное общество «Патриа» было учреждено и сразу же приступило к деятельности. Контора его открылась в трехкомнатной квартире дома № 36 по бульвару Йожефа. Поставки развернулись вовсю. Помимо доходов, которые во много раз превзошли все расчеты, Вайда одержал и первую моральную победу, послужившую впоследствии основанием для учреждения филиала: он без всяких трудностей с помощью камергера его величества короля и императора освободил от военной службы и «незаменимого» Игнаца Селеши.
Вайда мобилизовал всех, с кем он когда-либо имел дело.