Мимо проплывали ворота, магазины, дома, над ним сияло осеннее солнце. Люди толкали погруженного в чтение подростка. Раз даже выбили книгу из рук. Он нагнулся, поднял ее, сдул пыль и не оглянулся даже посмотреть, кто его толкнул. «Родина моя, — бежали дальше озаренные солнцем строки, — чудесный край, где я увидел свет, она все так же прекрасна для меня и все так же явственно стоит перед моими очами, как в тот день, когда я покинул ее». Мальчик опустил руку и так и пошел, рассеянно размахивая книгой. «Конечно, человеку кажется прекраснее всего то место, где он родился. — размышлял Мартон. — Потому что там ему все знакомо. Я здесь даже с закрытыми глазами найду дорогу к дому. Потому что все улицы знаю наперечет. Понятно, что ему — Бетховену, родина представлялась такой же прекрасной, как мне Будапешт, Гёдёллё, Сентмартон, гора Геллерт, Дунай, улица Нефелейч… Городской парк… Но почему же он не вернулся домой? Я бы обязательно вернулся. Неужели бывает и так, что человек не может обратно вернуться? Непонятно… А дома так хорошо!» И мальчик ловил глазами, губами, всем лицом нежные лучи осеннего солнца, бредя почти в полудреме, полузакрыв глаза, по проспекту Ракоци. Он шел и качал головой. «Я даже вообразить себе не могу, что вот когда-нибудь уеду отсюда…» Он дошел до бульвара Йожефа. Бросил взгляд на часы, прикрепленные на верхушке афишного столба. Как раз в этот миг прыгнула большая стрелка: «Половина двенадцатого». Он перешел на другую сторону бульвара. «Я разделяю мнение Вальтера, — читал Мартон, — что несколько мушиных укусов не могут задержать пылкий бег ретивого коня». Потом он читал о том, как падал снег и какая была метель, когда умер Бетховен. «Умер… ладно… умер. Но почему обижали его, пока он жил, — прошептал мальчик, — вместо того чтобы любить?.. Жаль, что я не жил тогда… Я пошел бы к нему и сказал: «Я тоже хочу сочинять музыку… Возьмите меня к себе…» И защитил бы его…» Мечтательные, почти девичьи глаза Мартона расширились, он будто взрослее стал вдруг на десять лет. Окинул все грозным взглядом. «Неужели правда: так много равных людей на земле?» — ломал голову Мартон. И вот, наконец, он оказался перед домом № 36 по бульвару Йожефа. На свежепокрашенной стеклянной вывеске он прочитал: «Комиссионное интендантское акционерное общество «Патриа». Шандор Вайда».
— Ну вот, — пробурчал Мартон, — вот и вывеска. А папа всегда сомневается. Это нехорошо. Будто все врут…
Мальчик повернул обратно. Теперь он уже торопился. Проголодался. В двенадцать часов дома обедают. Он прочел еще одну строчку в книге: «Кто мою музыку поймет, от всех бед избавится…»
Мартон сунул руку в карман и вдруг по-детски громко рассмеялся: представил себе, что случилось бы, если б он повел отца на бетховенский концерт, чтоб «от всех бед избавить». Уж он отчебучил бы что-нибудь такое… такое… «Завтра, Берта, свари скрипичную сонату с барабанным боем и зажарь на второе полтора килограмма трубного гласа…» Мартон еще и еще раз громко засмеялся.
«На него и сердиться-то нельзя, — подумал он. — Ведь все с каждым днем дорожает… Купить ничего не купишь… А нас восемь человек!.. Денег нет… Отец боится, что его в армию заберут. А что мы будем делать тогда?.. Ну, понятно, сейчас война… Она кончится, разумеется… Мне очень жаль его… И все-таки он не прав… Нет ничего прекраснее музыки… Я… я… я…»
Мартон пришел домой и доложил, что в доме № 36 по бульвару Йожефа есть контора и на стене дома, возле ворот, висит стеклянная дощечка с надписью: «Комиссионное интендантское общество. Шандор Вайда».
— Берта! — крикнул г-н Фицек. — Берта! Я, должно быть, отверчусь от армии… Такое письмо… «Патриа»… Какой сегодня день?.. Когда будет четверг?.. Ты как следует почисти мой праздничный костюм… Бензином… Скипидаром… Я уж погляжу, как ты постаралась, и, коли найду хоть пятнышко, все тарелки твои расколочу… Крахмальный воротничок есть у меня?.. Где мой черный галстук? Ах, он на тебе, господин строитель? Сейчас же сними его! Один приличный галстук в доме, и он надел его! Для тебя пока что и шнурки от башмаков сойдут… господин инженер! «Патриа»!.. Акционерное общество!.. А. О.! «В соответствии с вашими способностями…» — пишет директор, то есть акционерное общество. Акционеры, видно, знают… — он хотел сказать: «что я дельный человек», но как ни ломал голову, никак не мог догадаться, о чем пойдет речь, и поэтому закончил так: — Знают, что я патриот. Ну, теперь-то уж я ухватил счастье за хвост… А еще твой сын Мартон — он ведь у нас образованный — утверждает, будто сны ничего не значат. Вот ночью, во сне, я наступил на кучу… На, съешь! — обернулся он к Мартону.
Мартон не знал, должен он съесть свою образованность или . . .? Но он предпочел не уточнять вопроса, ибо от отца всего можно ждать, ему недолго было ответить и так: «Можешь съесть и то и другое!»