Мартон и его друзья

Почта принесла письмо и г-ну Фицеку. Это было утром в воскресенье, когда семья была в сборе, — все сновали и суетились в комнате и на кухне; казалось, будто детей вдвое больше, чем на самом деле, и удивительно было только то, как они тут все умещаются. Пишта, напевая вальс «Голубой Дунай», готовился в цирк. (Г-н Фицек, правда, облюбовал уже три места, куда можно отдать в учение Пишту, однако окончательного решения не принял.) Мартон, заткнув пальцами уши, читал у окна «Жизнь Бетховена»… «В тот момент, когда тема радости вступает впервые, оркестр сразу смолкает и воцаряется внезапная тишина; это-то и придает вступлению голоса такой таинственный и чисто небесный характер… Весь род людской, трепеща, воздевает руки к небу, устремляется к Радости, прижимает ее к своему сердцу». Отто брился, попеременно надувая худые щеки. Банди, сидя на полу, раскладывал фантики. Те, которых у него было по два, по три, как, например, «Шампанское Терлей», он откладывал в сторону; потом выбирал лишние, чтобы утром обменять их на бирже фантиков. За десяток «Шампанского Терлей» давали один фантик конфетки «Ириска». Черноволосый Бела, широко раскрыв глазенки, стоял за спиной у Банди и, уставившись на фантики, восклицал по временам: «Ой, как красиво!..» Особенно нравились ему «Ван Хуттен», «Какао Бенсдор» и «Ликер Цвакк». Банди несколько раз хватал Белу за голые ножки.

— Пошел отсюда! Тебе чего надо?

— Ничего! Я только гляжу… Нельзя разве?

— Гляди, гляди, да не заглядывайся, все равно не дам.

Фицек размышлял о чем-то, прислонившись к шкафу, широко зевал и почесывал затылок. Лиза завтракала на кухне — мать, сидя возле очага, кормила ее грудью и тихо, чуточку грустно говорила:

— Соси… на этой неделе все равно отниму тебя… Довольно! — К чему относилось это «довольно» — к тому ли, что Лиза не получит больше материнского молока, или к тому, что мать сама кормит последний раз, этого Лиза не могла бы установить даже в том случае, если бы слова матери ей были уже понятны.

И вдруг к Фицекам постучали.

— Почтальон!

Бела подбежал к двери, взял письмо и протянул его отцу. Г-н Фицек глянул на конверт — в верхнем углу оттиснут был фирменный знак.

— Лотерею рекламируют! — проговорил г-н Фицек, зевая. — Дарю тебе!

Бела, чтобы Банди не отнял у него конверта, встал под защиту Отто и, неловко засунув крохотный пальчик в конверт, вскрыл его. Отто, продолжая бриться, кинул взгляд на письмо.

— Папа, это не лотерея…

— Что там еще нелегкая принесла? — спросил г-н Фицек, равнодушно позевывая, как человек, которому неоткуда получать письма.

Отто положил бритву — половина лица у него была еще в мыльной пене — и, подойдя к Беле, который, отвернувшись, сказал: «Вот сейчас отнимут!», вытащил у него из рук отпечатанное на машинке; письмо и начал громко читать:

— «Милостивый государь!

Прошу вас утром в четверг зайти ко мне в контору по сугубо коммерческому делу. Я обеспечу вам превосходный заработок в соответствии, с вашими общеизвестными способностями.

С почтением… В… в… в…»

Не могу прочесть! «В… в… в…» Никак подписи не разберу. Печать: «Комиссионное интендантское акционерное общество «Патриа», Бульвар Йожефа, 36».

Письмо взволновало г-на Фицека, но в своем состоянии отупения и еще по одной причине, о которой речь пойдет ниже, он заинтересовался сперва не содержанием письма, а подписью.

— Что?.. Что такое?.. Не можешь прочесть подпись? Погляди получше…

Мартон положил «Жизнь Бетховена» и тоже подошел, чтоб помочь разобрать каракули. Но тщетно!

— Как это может быть? — теперь уже письмо взял в руки г-н Фицек. — Директор, а фамилию свою путем подписать не может? — спросил он подозрительно. — Я только читать умею, ни одного класса не окончил, а фамилию свою все же научился подписывать.

— Это просто неразборчивая подпись! — сказал Отто.

— А зачем он подписывается, коли не хочет, чтоб разобрали его подпись? — закричал г-н Фицек.

— Так принято, папа.

— По-дурацки принято… Гм… А что такое «Патриа»? — Фицек начал с конца. — Что такое «Патриа»?

Мартон ответил.

— Патриа? Родина. Отчизна.

— Это по-каковски?

— По-латыни.

— А зачем говорить по-латыни, когда и по-венгерски можно сказать!

— Таков обычай!

— Эх, и много же дурацких обычаев развелось! — буркнул г-н Фицек, с опаской вертя в руках письмо: уж не разыгрывает ли кто его? Не «американское» ли письмо прислали?