Читаем Мартовскіе дни 1917 года полностью

Подноготная, вскрывающаяся при обозрѣніи дѣятельности Контр. Комиссіи, свидѣтельствует о симптомах, мало благопріятных для установленія довѣрія во взаимных отношеніях между властью и демократіей, посколько послѣдняя выявляла свой общественный лик через совѣты. Очевидно, искусственный оптимизм не очень вдумчиваго члена Правительства Вл. Львова, заявившаго московским журналистам, что между Правительством и Совѣтом "установлен тѣсный контакт, и слухи о треніях распространяют злонамѣренныя лица", не отвѣчал дѣйствительности. Может быть, Правительство и нѣсколько злоупотребляло декоративной тактикой, внушаемой отчасти еще не исчезнувшими отзвуками приподнятых революціонных настроеній — тактикой, которую японскій посол в Петербургѣ виконт Цунда в секретном посланіи министру иностранных дѣл в Токіо в серединѣ марта опредѣлял словами: "если у людей сложилось поверхностное мнѣніе, что все благополучно, то это происходит от того, что Временное Правительство... скрывает от общества правду". Эта тактика опредѣляла собой офиціальное знамя, которое рѣяло над общественной жизнью в мартовскіе и отчасти еще в апрѣльскіе дни. Слишком чуткая подчас к температурѣ общественных настроеній "Русская Воля" писала по поводу правительственной деклараціи о войнѣ 28 марта: "Союз Совѣта с Временным Правительством, это — союз жизни; союз в реальном творчествѣ — творчествѣ новых идей в исторіи". Впослѣдствіи реальныя очертанія, в которых протекала тогдашняя дѣйствительность, значительно искажались. Так Милюков увѣрял читателей своей "Исторіи", что упоминавшееся выше воззваніе Правительства 26 апрѣля, написанное Кокошкиным, было в "первоначальном текстѣ" "суровым обвинительным актом против Совѣта Р. Д.". но "послѣ троекратной передѣлки", вмѣсто "открытаго обвиненія Совѣта в парализованіи Правительства и в содѣйствіи распаду страны", основная мысль была "очень сильно затушевана" под вліяніем "товарищей Керенскаго" по партіи. В окончательном видѣ "обвинительный акт" гласил: "Говоря об осуществленных и осуществляемых им задачах, Временное Правительство не может скрыть от населенія тѣх затрудненій и препятствій, которыя оно встрѣчает в своей дѣятельности... К сожалѣнію и великой опасности для свободы рост новых соціальных связей, скрѣпляющих страну, отстает от процесса распада, вызваннаго крушеніем стараго государственнаго строя...[534]. Стихійныя стремленія осуществлять желанія и домогательства отдѣльных групп и слоев населенія явочным и захватным путем, по мѣрѣ перехода к менѣе сознательным и менѣе организованным слоям населенія грозят разрушить внутреннюю гражданскую спайку и дисциплину, и создают благопріятную почву, с одной стороны, для насильственных актов, сѣющих среди пострадавших озлобленіе и вражду к новому строго, с другой стороны, для развитія частных стремленій и интересов в ущерб общих и к уклоненію от исполненія гражданскаго долга". Управляющій дѣлами правительства Набоков в воспоминаніях называет утвержденія историка "преувеличенным отзывом" и свидѣтельствует, что строки, введеныя в воззваніе редакціей "Дѣло Народа" (?!), "довольно туманно и отвлеченно" излагавшія причины происходившей неурядицы, не могли измѣнить "основного тона воззванія". "Строгій государственник считает воззваніе "одним из слабѣйших" документов эпохи: "его идеологія — ставящая во главу угла добровольное подчиненіе граждан ими же избранной власти — очень сродни идеологіи анархизма". Набоков слишком серьезно принимал внѣшнюю словесную форму и сущность. Для нас важно, что документ ("духовное завѣщаніе" Правительства перваго состава) характеризует неизжитую психологію момента и показывает, что два полюса революціи окончательно еще не скристализировались. Единеніе во имя достиженія задач, поставленных революціей, оставалось в общественном сознаніи первенствующей директивой. Большевики и их попутчики из среды народнических максималистов и идеологов " послѣдовательнаго марксистскаго интернаціонализма", выразительницей позиціи. которых сдѣлалась появившаяся в серединѣ апрѣля горьковская "Новая Жизнь", пока стояли на отлетѣ революціи. Стихійныя силы, проявленія которых пытались вызвать в странѣ ленинскіе выученики и их приспѣшники. только еще "глухо клокотали", по выраженію Троцкаго, в глубинѣ нѣдр револіоціи. Недаром "Новая Жизнь", стремившаяся к доведенію революціи "до конца", в первом же номерѣ говорила о преждевременности "власти совѣтов", которая вызовет в этот момент "отчаянное сопротивленіе". Россійскій гражданин в громадном большинствѣ в то время абсолютно не вѣрил в тезу, что "вся наша свобода пойдет прахом", если революція не произойдет в международном европейском масштабѣ.

VI. В поисках базы.

1. Внѣсовѣтская общественность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука