Мартовские дни (СИ)

— Не-а, — замотала головой сестрица. — Ясминке, так и быть, дам глянуть. Чтоб не хвалилась, мол, во всем подлунном мире не сыскать виршеплета краше ихнего Рудаки Согдианского. А ты хренушки с маслом выкуси. Возьмешь и не вернешь, с тебя станется. Скажешь, мол, самому приглянулась. А я за книжицу цельный золотой в лавке отдала. И то за самую последнюю, нарочно для меня сбереженную. Потому как я как есть царская дочь, а не какая-то там боярышня или купчиха с Нижнего Подолу. Вот, слушай еще. В точности про тебя с Ёжиком писано.

Войслава облизнула враз пересохшие губы и, слегка запинаясь, прочла:

— Но где-то раздался стук в двери и дрогнула занавесь — Salve!

Мы будем счастливы вместе — и ныне, и целую вечность…

— Ух ты, — сдавленно вздохнул Пересвет. Это ж надо, где-то живет — или жил когда-то? — на свете человек, умеющий понимать людей лучше них самих. Он ведь и в самом деле мечтал быть счастливым с Ёжиком — всякий день и вечность впридачу. Словно кто-то заглянул ему в душу и мимоходом разворошил ее, одним махом явив на свет скрытое, доселе тайное. — Зачти еще, Славушка, добром прошу, а? Хотя нет, погоди. Пусть кто-нибудь за Ёширо сбегает. Он в сложении виршей куда лучше нас разбирается. Оценит по достоинству.

Легок на помине, нихонский принц явился прежде, чем на его поиски успели отрядить прислугу. Предстал бесшумным призраком: иссиня-черные волосы уложены в сложную прическу, ресницы вычернены, лицо набелено, наряжен в светло-коричневые и синие шелка. Как вызнал Пересвет, такие оттенки в Нихоне полагалось носить раннею весной. Именовались они цветом закопчённого бамбука и соцветия морского ушка, а вышиты на них были листья папоротника и сосновые иголки.

Кириамэ поклонился Войславе, мелодично звякнув цепочками в вычурной серебряной заколке, и крайне ядовито осведомился, почему Пересвет не спешит на прием к сюзерену.

— Ох, — стукнул себя по лбу царевич, покаявшись: — Запамятовал. Ну да батюшка не прогневается, он сам всегда к началу совета запаздывает. Послушай лучше, какую красоту сестрица раздобыла. Славка, прочти ему!

Войслава с выражением зачла, поблескивая голубыми очами — про ветреность коварных дев и томление одинокой души, взыскующей странного. Принц изломчато вскинул тонкую бровь, что считалось у него признаком крайнего удивления и душевного волнения.

— Дорогая Войслава, это впрямь восхитительно. Позволишь взглянуть? — он протянул руку.

Единокровному братцу Войслава книжицу даже вблизи не показала, а нихонскому красавчику вручила заветное сокровище едва ли не с поясным поклоном. Пересвет украдкой скорчил сестрице рожу — подлиза ты, а не сестра!

— «Мимолетности», — прочел Ёширо выведенное на сероватой обложке название. Переслав и Войслава спешно присунулись ближе. — Имени сочинителя нет, хм, — он перелистнул страницу, прищурил синие глаза, вглядываясь в мелкие буквицы. — Переложения с эллинского и латинянского, записанные доподлинно с авторского пересказа. Мастерская Мануция сына Льва, что в Столь-граде на Широкой улице. Год сегодняшний, зима нынешняя.

— Ну да, — согласно закивала Войслава. — «Златое слово», лавка эллина Мануция Львовича, книготорговца и переписчика. Там я книжицу третьего дня и купила. Последнюю, между прочим. Нет, Ёжик, тебе тоже не отдам, не смотри так умилительно, — ловким движением она выхватила книжку из рук Кириамэ. — Ступайте сами с почтенным Мануцием договаривайтесь. И вообще, вас батюшка с боярами ждет — не дождется, — она шмыгнула в дальний уголок библиотеки, где устроилась в креслах поудобнее и затихла. Нету, мол, меня, не голосите понапрасну.

— Я у Славки потом эту книжицу непременно выпрошу, — обещал принцу Пересвет, когда они шагали долгим светлым переходом к царским покоям. — Она для виду кочевряжится, чтобы я ходил за ней и уговаривал… Ёжик, тебе вправду понравилось?

— «Понравилось» — не совсем подходящее слово, — задумчиво протянул Кириамэ. — Тут… тут нечто иное. Ты и Войслава не обратили внимания, а в книге указано, что стихи переложены с латинянского и записывались переписчиками со слов автора нынешней зимой. Со слов автора, Пересвет.

— Выходит, он сейчас у нас, в Столь-граде? — смекнул царевич. — Но вирши изначально складывал на эллинском, то есть не русич родом. Торговый гость али книжник ученый?

— Я живу у вас почти три года, — в голосе Ёширо скрежетнула хорошо скрываемая зависть. — Понимаю все, что вы говорите. Но, когда я пытаюсь переложить свои стихи на ваше наречие, меня охватывает отчаяние. Недостает слов, образов, понятий. А этот иноземец выполнил перевод столь искусно, что растрогал даже тебя и не склонную к подобным вещам Войславу. Я просто обязан выяснить, кто автор этих удивительных «Мимолетностей». Мы прогуляемся в город и навестим почтенного книготорговца.