Мартовские дни (СИ)

Подле глубокой арки Красных врат, парадного въезда в Кром-крепость, творилось шумство и буйство. Дружинники в алых с лазоревым долгополых кафтанах заворачивали вспять добротный возок, обтянутый черным сукном и запряженный парой крепких каурых лошадок. Мимохожие горожане сгрудились поодаль, заинтересованно глазея. Подъехав ближе, Кириамэ расслышал привизгивающий, царапающий ухо голос, требовавший немедля допустить служителя божия к царю-батюшке. Дружинные, исполняя приказ, сдержанно, но неумолимо оттесняли ржущих коней и повозку назад.

— Бонза Фофудья пожаловал, — безошибочно распознал назойливого визитера Ёширо.

— Не в меру добродетельный священник? — хмыкнул ромей.

— Он самый, — нихонский принц бестрепетной рукой направил лошадь к темному зеву Красных врат. Издалека признавшие Ёширо караульные приоткрыли одну из тяжелых решетчатых створок, как раз протиснуться лошади с седоком. Гардиано неотступно следовал за принцем, и тут дверца возка с треском отлетела в сторону. Высунувшись до пояса, преподобный Фофудья явил миру удрученный мировой скорбью лик, пронзительно возопив:

— Как иноземцам клятым, так дверь нараспашку! А слугу Господня, несущего к царскому порогу слово мудрое да разумное, взашей гоните! Только гляньте, кого царев отпрыск привечает, к себе приближая! Язычника да распутника, пустословца уличного да пригулка, из дому с позором выгнанного, царскую дочку со света сжившего!

— Ты кто, распутник или язычник? — желчно осведомился Гай. — И, раз я законный сын своих родителей, то пригулок — камень прямиком в сад вашей нихонской милости. Обожди малость, сейчас я скажу ему в обратку пару ласковых, — ромей задергал поводья, разворачивая коня головой к черному возку.

— Гардиано, нет, — бросил в спину ромею Ёширо. — Оно того не стоит.

При виде близящегося всадника преподобный шустрой крысой юркнул внутрь, захлопнув дверцу и прищемив свой долгий подол. Брошенный чьей-то меткой рукой камень смачно брякнулся о стенку возка.

— Кыш, ворон черный! — выкрикнули из толпы.

— На царевича удумал грязью плескать!

— Пшёл отсюдова! — с десяток камней и комков слежавшегося снега грянулись в задник поспешно удалявшейся прочь от высоких краснокаменных стен Крома повозки. Толпа заволновалась, разрастаясь и закручиваясь подобно водовороту. Обретая внутри себя малое и причудливое подобие сознания, что управляет людским скоплением, спорым на неправый суд, гнев и расправу.

— Успокойтесь, — повысил голос Кириамэ, привставая в стременах. — Святой брат не имел намерения никого оскорбить. Просто его стремление нести справедливость слишком часто выходит ему боком. Уймитесь, добрые люди, возвращайтесь к делам и не преследуйте его…

— Потому как битьем дурака не исправишь, — звонко и насмешливо выкрикнул Гардиано. Горожане отозвались хохотом, упруго перескакивающим от одного человека к другому. Плотный людской круг разомкнулся, пропуская всадников в крепость.

— Обошлось, — с явным облегчением выдохнул старший над караулом, следя, как подчиненные с кряхтением вдвигают обратно в скобы широкий, окованный железом засов. — Ловко вы их убедили, ваша милость.

— Почему заперли ворота? — за годы жизни в Столь-граде Ёширо привык, что Красные врата всякий день стоят нараспашку, дабы желающие могли беспрепятственно являться к царскому терему с челобитной или просьбицей.

— Добрыня Медведкович велел, — отозвался дружинник. — Сказал, мол, чует неспокойствие. На сегодня приказано без особого распоряжения никого из городского люда в крепость не пущать. Завтра поглядим, как дело обернется. Не знаете, ваш-милость, что там стряслось? Баяли, боярина Осмомысла из сыскных прикончили. Врут, поди? Рази ж такое возможно?

— Это правда, — коротко уронил Кириамэ, оставив приунывшего дружинного скрести в затылке.

— Я смотрю, ты по душе простому люду, — заметил ромей, когда они остановили коней у высокого, крытого двускатной крышей крыльца царского терема.

— Не я, царевич. Горожане уважают и любят своего правителя и его сына, оттого согласны терпеть довесок в моем лице, — сухо разъяснил Ёширо. — Иначе еще неизвестно, в кого бы полетели камни, в бонзу или в меня. Кстати, о правителях. Я должен повидать государя. Будет лучше, если ты отправишься к себе.

Гардиано азартно вскинулся возражать, но, малость поразмыслив, сник и уступил чужой правоте. Несколько ударов сердца Кириамэ промешкал на ступеньках, следя, как ромей неспешно пересекает двор, ведя коня в поводу и направляясь под мелкой сыпью дождя к западному крылу большой, запутанной хоромины. Не требовалось быть провидцем и прозорливцем, чтобы догадаться — на встрече с царем Берендеем нихонского принца не ждет ничего хорошего. Конечно, Берендей-сан премного умудрен долгими летами правления. Напрямую винить царевича и его окружение он не станет… но разумный поймет и не высказанное вслух.