Мартовские фиалки

— Ну что ж, господин Гюнтер, я сразу же свяжусь с вами, если что-нибудь узнаю, — сказал Ешоннек, доставая из кармана золотые часы и демонстративно глядя на них. — А сейчас прошу меня извинить, я должен идти.

Он встал и протянул мне свою пухлую руку.

— Спасибо за то, что смогли уделить мне свое драгоценное время. Провожать меня не надо.

— Не будете ли вы так добры сказать моему секретарю, чтобы он зашел ко мне?

— Конечно.

Он попрощался со мной, вскинув руку в нацистском приветствии.

— Хайль Гитлер, — неразборчиво пробормотал я в ответ.

Его худосочный секретарь сидел в приемной и читал журнал. Я начал объяснять ему, что он должен зайти к боссу, и тут на глаза мне попались ключи, лежавшие на столе рядом с телефоном. Он заворчал, с неохотой поднялся с места, а я задержался у дверей.

— У вас есть лист бумаги? — спросил я.

Он показал на блокнот, сверху которого как раз и лежали ключи.

— Можете оторвать отсюда, — сказал он перед тем, как скрыться в кабинете Ешоннека.

— Спасибо.

К связке ключей был прикреплен ярлычок «Кабинет». Я вытащил из кармана портсигар, в котором у меня был пластилин, и сделал по три оттиска для каждого ключа: два с боков и один с торца. Вы, наверное, считаете, что я в это время следовал какому-то безотчетному импульсу, так как размышлял о своей беседе с Ешоннеком. Но дело в том, что у меня всегда при себе кусок пластилина, и если есть возможность пустить его в ход, грех не воспользоваться. Вы бы очень удивились, если бы узнали, как часто помогал мне пластилин.

На улице я нашел телефонную будку и позвонил в «Адлон». С «Адлоном» у меня связано много приятных воспоминаний, и там у меня остались еще друзья.

— Здравствуй, Эрмина, это Берни. — Эрмина работала на коммутаторе «Адлона».

— Куда ты пропал? Ты у нас тысячу лет не появлялся.

— Занят был.

— Фюрер тоже занят, но он все-таки находит время, чтобы заглянуть к нам и помахать рукой.

— Тогда мне нужно купить себе «мерседес» с открытым верхом и ездить в сопровождении двух всадников. — Я закурил. — Эрмина, сделай мне небольшое одолжение.

— Какое?

— Если вам позвонит один человек и спросит тебя или Бениту, есть ли среди гостей индийская принцесса, скажи, что есть. Хорошо? Но если он захочет с ней поговорить, скажи, что она не отвечает на звонки.

— И это все?

— Да.

— А у этой принцессы есть имя?

— Ты знаешь какие-нибудь индийские имена?

— Знаю. На прошлой неделе я видела индийский фильм, и героиню звали Мужми.

— Не возражаю, пусть будет Мужми. Спасибо, Эрмина. Я тебе вскоре позвоню.

Я отправился в ресторан в «Пшорр-Хаус», где взял тарелку бобов с беконом и, конечно, пару кружек пива. Ешоннек либо совсем ничего не понимает в бриллиантах, либо что-то скрывает. Я же говорил ему об индийском ожерелье, тогда как любой специалист без труда определит, что оно фирмы Картье. Кроме того, он не поправил меня, когда я назвал камни ожерелья багеттами. Ведь всем известно, что багетты — это прямоугольные камни или квадраты с правильными гранями. Ожерелье же Сикса состояло из бриллиантов округленной формы. Я сказал, что каждый камень весил не меньше карата, но в действительности они весили в несколько раз больше, и это было заметно.

Итак, разузнал я не очень много и сделал несколько ошибок. Ну что ж, не всегда удается взять палку сразу и за тот конец, который тебе нужен. Однако у меня возникло предчувствие, что когда-нибудь мне снова придется побывать в кабинете Ешоннека.

Глава 8

Из «Пшорр-Хаус» я отправился в «Дом Отечества», в котором кроме кинотеатра, где я должен был встретиться с Бруно Штальэкером, размещались бесчисленные бары и кафе. Здесь всегда полно туристов, но огромные уродливые — почему-то здесь предпочитали серебристую краску — залы и бары с миниатюрными фонтанчиками и игрушечными железными дорогами всегда казались мне ужасно старомодными. Все тут напоминало причудливый мир довоенной Европы с его механическими игрушками и мюзик-холлами, силачами в трико и дрессированными канарейками. «Дом Отечества» отличался от других увеселительных заведений еще и тем, что здесь требовали плату за вход. Это вызвало недовольство Штальэкера.

— Мне пришлось заплатить дважды, — пожаловался он. — Сначала у входа, а потом, чтобы войти в кинозал.

— Тебе надо было показать свой жетон сотрудника Зипо, и тебя пропустили бы бесплатно. Тебе не кажется, что жетон только для этого и нужен?

Штальэкер безучастно смотрел на экран.

— Очень смешно, — сказал он. — А что это за гадость нам показывают?

— Всего лишь новости, — ответил я. — Ну, так что же ты выяснил?

— Сначала давай разберемся, что произошло вчера вечером в твоей квартире.

— Клянусь честью, Бруно, я никогда раньше не видел этого парня.

Штальэкер устало вздохнул.

— Видишь ли, Берни, этот Кольб был актером из тех, что снимаются где-нибудь на втором плане. В одном или двух фильмах он снимался в эпизодах и пару раз участвовал в шоу в кордебалете. Прямо скажем, не Рихард Таубер. С чего бы это ему вдруг убивать тебя? Ты ведь не критик, написавший о нем разгромную рецензию!

— В театре я понимаю столько же, сколько собака в искусстве разведения костров.