Мартовские фиалки

В кабинете босса почти не было мебели. Пол, застеленный огромным ковром, у дальней стены — серый стальной сейф размером с линкор, в масштабе кабинета, а рядом с ним письменный стол, никак не меньше танка величиной. На столе, обтянутом темной кожей, лежал рубин таких размеров, что он мог бы наверняка украсить любимого слона магараджи.

Первое, на что я обратил внимание, — безукоризненной белизны гетры Ешоннека. Ожидая меня, он покачивал ногой. Герт Ешоннек по, конфигурации и массивности напоминал борова. У него были маленькие, заплывшие жиром глазки и загорелое лицо, обрамленное небольшой бородкой. Для своего светло-серого двубортного костюма со значком национал-социалистов на лацкане он был определенно староват, и это легкомыслие в одежде выглядело наигранным. Повода для сомнений насчет того, что Герт Ешоннек — типичная «мартовская фиалка», не оставалось, свою приверженность нацизму он выставлял напоказ.

— Господин Гюнтер, — бодрым голосом начал он и на мгновение почти что вытянулся по стойке «смирно». Затем подошел ко мне, и мы пожали друг другу руки, причем я заметил, что его рука сначала была багрового, как у мясника, цвета, а когда я отпустил ее, на ней проступили белые пятна. Всячески выражая мне свое расположение, он обратился к своему худосочному секретарю, который уже закрывал за собой дверь: — Гельмут, сделай нам, пожалуйста, свой самый крепкий кофе, и побыстрее.

Говорил он быстро и четко, отбивая ритм рукой, словно преподавал ораторское искусство. Затем подвел меня к своему столу, поближе к рубину, который, как я догадался, призван был сразить меня, как «Штюрмер» — внушить клиентам-евреям должное почтение к хозяину конторы. Я сделал вид, что рубин не произвел на меня никакого впечатления, но Ешоннек не собирался останавливать спектакль, который приготовил.

— Замечательный кабошон[21], не правда ли?

— Я не люблю красного цвета, — ответил я. — Он не подходит к моим волосам.

Ешоннек оценил мой ответ по достоинству и, завернув рубин в фетровую ткань, положил его в сейф. Я уселся в большое кресло, стоявшее у стола.

— Ищу бриллиантовое ожерелье, — начал я, когда Ешоннек уселся в кресле напротив.

— Должен вам сказать, господин Гюнтер, я признанный эксперт по бриллиантам.

Он повел головой, словно скаковая лошадь на старте. И в нос мне ударил резкий запах одеколона.

— Вот как?

— Сомневаюсь, что в Берлине найдется человек, знающий о бриллиантах столько же, сколько знаю об этом я.

Он выставил вперед свой подбородок, покрытый щетиной, как бы вызывая меня на спор. Я решил ему подыграть.

— Рад это слышать.

Тем временем секретарь принес кофе, а когда он вышел, Ешоннек посмотрел ему вслед, испытывая чувство неловкости.

— Никак не могу привыкнуть к секретарю-мужчине, — сказал он. — Конечно, я понимаю, что место женщины в семье, но, видите ли, мне и на службе очень нравятся женщины.

— Я бы скорее завел себе партнера, чем секретаря-мужчину, — сказал я.

Ешоннек вежливо улыбнулся.

— Итак, я полагаю, вы хотели бы приобрести бриллиант.

— Бриллианты, — поправил я его.

— Понимаю. Просто камни или какое-нибудь украшение?

— Откровенно говоря, я ищу одну вещицу, которую украли у моего клиента. — Я протянул ему свою визитную карточку. Он внимательно изучил ее, не выказав никакого беспокойства. — Ожерелье, если быть точным. У меня даже есть с собой снимок.

Я достал фотографию и протянул ему.

— Замечательная вещь, — сказал он.

— Каждая багетта весит не меньше карата.

— Вполне возможно, но я не вижу, чем бы мог вам помочь, господин Гюнтер.

— Когда человек, который украл это, придет к вам и предложит купить, буду очень признателен, если вы мне позвоните. Естественно, за ожерелье обещана большая награда. Я имею полномочия обещать двадцать пять процентов от страховой стоимости ожерелья тому, кто поможет вернуть его владельцу.

— А можно спросить имя вашего клиента, господин Гюнтер?

— Обычно мы не сообщаем имени клиента, — сказал я, поколебавшись для вида. — Но я вижу, что вы принадлежите к людям, способным хранить чужие тайны.

— Вы слишком любезны.

— Это ожерелье индийское, и принадлежит оно индийской принцессе, прибывшей в Берлин на Олимпийские игры по приглашению правительства. — Слушая эту вдохновенную ложь, Ешоннек нахмурился. — Сам я не знаком с принцессой, но мне говорили, что это самое прелестное создание, которое когда-либо появлялось в Берлине. Она остановилась в отеле «Адлон», где несколько дней назад это ожерелье украли.

— Украли у индийской принцессы? — переспросил он. — В таком случае, интересно, почему об этом ни строчки в газетах? И почему полиция не занимается этим делом?

Я глотнул кофе, чтобы продлить драматическую паузу.

— Руководство «Адлона» стремится избежать скандала. Тем более что совсем недавно там же произошло несколько крупных краж драгоценностей, совершенных, как потом выяснилось, Фаулхабером.

— Да-да, я помню, читал об этом в газетах.

— Разумеется, ожерелье застраховано, но где дело касается репутации такого отеля, как «Адлон», не может быть и речи о том, чтобы оно пропало. Вот и все. Надеюсь, вы меня понимаете.