Мартовские фиалки

После панихиды в церкви Святого Николая, что находится недалеко от молочного рынка, два гроба один за другим были опущены в могилу. Место для нее было выбрано у северной стены кладбища Святого Николая на Пренцлауер-аллее, совсем недалеко от мемориала Хорста Вессела, особо чтимого мученика национал-социализма.

Ильза Рудель — на голове у нее красовалась умопомрачительная шляпа, напоминавшая рояль с открытой крышкой, — в траурном одеянии была еще очаровательней, чем в постели. Пару раз я поймал на себе ее взгляд, но она смотрела мимо меня, не желая и не собираясь что-то там разглядывать сквозь мутное стекло. Губы у нее были плотно сжаты, как у хищника, державшего в зубах свою жертву. У Сикса лицо было скорее расстроенное, чем печальное; нахмурив брови и склонив голову, он смотрел на могилу, словно пытаясь усилием воли вернуть дочь к жизни. Рядом с ним стоял Хауптхэндлер — он выглядел задумчивым, как человек, у которого в жизни есть дела поважнее: пропажа алмазного ожерелья, например. То, что на листке, найденном мною в корзине для бумаг Ешоннека, номера отеля «Адлон» и домашнего телефона Хауптхэндлера шли друг за другом и соседствовали с моим именем и мнимой принцессой, означало следующее: обеспокоенный моим посещением и озадаченный тем, что я ему рассказал, Ешоннек позвонил в «Адлон», чтобы убедиться в существовании индийской принцессы, а после этого — Хауптхэндлеру. Хауптхэндлер, по-видимому, сказал, что знает, кому принадлежат бриллианты и кто их мог украсть, и Ешоннек понял, что та версия исчезновения ожерелья, которую ему предложили, истине не соответствует.

Можно допустить, что именно так все и было. Во всяком случае, это уже какая-то зацепка.

На несколько мгновений Хауптхэндлер остановился на мне взглядом, исполненным безразличия. По крайней мере, я не заметил в нем ничего особенного: ни тени страха, ни чувства вины. Конечно, он не догадывался, что мне удалось нащупать связь между ним и Ешоннеком, вряд ли даже подозревал, что мне это когда-либо удастся. Я не испытывал никакой уверенности в том, что этот человек не способен на двойное убийство, но не сомневался, что вскрыть сейф самостоятельно он не мог — он, по-видимому, сумел как-то убедить фрау Пфарр открыть его своей рукой. Кто знает, может быть, для того, чтобы добраться до бриллиантов, он и стал ее любовником? Не зря ведь Ильза Рудель более чем прозрачно намекала, что у них роман. Если это так, тогда одна ниточка у меня уже есть.

На церемонии присутствовали также люди, которых я знал давно, мои старые знакомые из Крипо: рейхскриминальдиректор Артур Небе, Ганс Лоббе, руководитель исполнительного отдела Крипо, и еще один человек, который своим аккуратным пенсне и небольшими усиками скорее напоминал педантичного директора школы, чем главу Гестапо и рейхсфюрера СС. Присутствие Гиммлера на похоронах подтверждало предположение Бруно Штальэкера, что Пфарр был любимцем рейхсфюрера и что тот не оставит убийц безнаказанными.

Однако женщины, про которую мне говорил Бруно и которая могла бы быть любовницей Пауля Пфарра, я на кладбище не заметил. Не то чтобы я всерьез рассчитывал, что увижу ее, но всякое бывает.

После похорон Хауптхэндлер подошел ко мне, чтобы сообщить от имени своего хозяина и от себя лично, что господин Сикс не видит необходимости в том, чтобы я утруждал себя участием в сугубо семейной церемонии, и что обещанное вознаграждение за этот день будет выплачено независимо от моего присутствия здесь.

Я молча наблюдал, как участники траурной церемонии рассаживались по своим большим черным лимузинам. Гиммлер и высшие чиновники Крипо тоже уселись в автомобили.

— Послушайте, Хауптхэндлер, — сказал я. — Сделайте одолжение, не суйте нос, куда вас не просят. Передайте своему шефу, что если он думает, что купил кота в мешке, то может отказаться от моих услуг прямо сейчас. Я здесь не для того, чтобы дышать свежим воздухом и слушать надгробные речи.

— Тогда зачем же вы пришли сюда, господин Гюнтер?

— Вы читали когда-нибудь «Песнь о Нибелунгах»?

— Разумеется.

— Тогда вы должны помнить тот момент, когда воины-нибелунги решают отомстить бургундцам за убийство Зигфрида. Они не знали, кого призвать к ответу, и тогда предложили испытание кровью. Бургундские воины один за другим проходили перед могилой героя, и когда настала очередь Хагена, раны Зигфрида вновь наполнились кровью, и все увидели, кто его убил.

Хауптхэндлер осклабился.

— Ну, я не думал, что в наше время полиция проводит подобные эксперименты.

— И тем не менее детектив должен соблюдать традиции, господин Хауптхэндлер, какими бы старомодными они ни казались. Вы, должно быть, заметили, что на этих похоронах я был не единственным, кто стремится докопаться до истины?

— Вы что, и впрямь считаете, что кого-то из присутствовавших можно заподозрить в убийстве Греты и Пауля Пфарр?

— Ну, не будьте снобом. Все возможно.

— Все это несусветная чушь, вот что я вам скажу. Но интересно, у вас есть уже кандидат на роль Хагена?

— Пока нет, подбираю.

— Ну что ж, я уверен, что вы скоро сможете доложить Сиксу, что нашли убийцу. Всего хорошего.