Мартовские фиалки

Я подумал, что если Хауптхэндлер действительно убийца, то в его душе должен царить такой же ледяной холод, как в сундуке с сокровищами, который долгие годы пролежал на морском дне под слоем воды в добрую сотню метров.

* * *

Миновав Пренцлуерштрассе, я добрался до Александрплац, забрал почту и поднялся к себе в кабинет. Несмотря на то что уборщица раскрыла окно настежь, в кабинете стоял такой запах спиртного, что она, наверное, решила, что я принимаю ванны из виски.

На столе лежали два чека, счет и записка от Ноймана, которую принес он сам и в которой предлагал мне встретиться в кафе «Кранцлер» в полдень. Я посмотрел на часы — было уже почти половина двенадцатого.

Перед мемориалом немецким воинам, погибшим на фронте, рота солдат нашего доблестного вермахта давала представление под звуки духового оркестра, демонстрируя завидную отточенность движений. Мне иногда кажется, что в Германии духовых оркестров больше, чем машин на улицах. Грянул торжественный кавалерийский марш, оркестр с Александрплац, чеканя шаг, двинулся по направлению к Бранденбургским воротам. Все, кто наблюдал это зрелище, невольно отбивали такт синхронно с музыкой. Чтобы не поддаться этому всеобщему безумию, я попятился и застрял в дверях какого-то магазина.

Я шел следом за оркестром, держась от него на приличном расстоянии и размышляя о том, как сильно изменилась за последнее время главная улица столицы. Перемены, как считали нынешние власти, были совершенно необходимы, чтобы приспособить Унтер-ден-Линден для проведения военных парадов, вроде того, что проходил сейчас.

Не ограничившись тем, что здесь вырубили почти все липы, которые дали название этой улице, начальство всюду понаставило белые дорические колонны, увенчав их германским орлом. Вместо старых лип привезли молодые, но они не достигли еще даже высоты уличных фонарей. Центральную часть улицы расширили, чтобы по ней могли пройти колонны по двенадцать человек в шеренге, и посыпали красным песком, чтобы не скользили солдатские сапоги. Кроме того, накануне Олимпийских игр соорудили высокие белые флагштоки. Унтер-ден-Линден всегда отличалась чрезмерной помпезностью, а в архитектурном стиле ничего похожего на единство здесь никогда не было. И надо сказать, что все эти преобразования еще больше утяжелили общее впечатление от главной улицы — мягкую фетровую шляпу представителя богемы сменила островерхая каска.

Кафе «Кранцлер», расположенное на углу Фридрихштрассе, так уж сложилось, облюбовали туристы, и цены здесь были относительно высокими, поэтому я несколько удивился, что Нойман выбрал это кафе для нашей встречи. Очутившись внутри, я увидел, что Нойман, лицо которого постоянно дергалось, склонился над чашкой кофе, рядом стояла тарелочка с тортом, но он к нему не притрагивался.

— Что с тобой? — спросил я, присаживаясь. — Потерял аппетит?

Нойман фыркнул в тарелку.

— Эти сладости — вроде нашего правительства. Снаружи вроде ничего, откусишь — никакого вкуса. Гнусный эрзац-крем.

Я подозвал официанта и заказал два кофе.

— Послушайте, господин Гюнтер, мы можем это закончить побыстрей? Я собираюсь вечером в Карлсхорст.

— Да? Есть новости, так?

— Да, собственно говоря.

Я рассмеялся.

— Нойман, я не буду ставить на лошадь, на которую поставил ты, даже если она может обогнать гамбургский экспресс.

— Тогда ладно, — перебил он.

Если он вообще принадлежал к человеческой расе, то был ее наименее привлекательным экземпляром. Его брови, дергающиеся и морщившиеся, как две ядовитые гусеницы, были прикрыты редкими, неряшливыми, нечесаными волосами. Глаза за толстыми мутными стеклами очков, с вечно сальными отпечатками пальцев, были бегающими и нервными, ищущими пол, как будто через некоторое время он собирался упасть на него. Сигаретный дым выплывал наружу сквозь его зубы, которые настолько почернели от табака, что выглядели как два деревянных забора.

— У тебя неприятности, так ведь?

Лицо Ноймана приняло флегматичное выражение.

— Просто я должен бабки некоторым людям, вот и все.

— Сколько?

— Пару сотен.

— Поэтому ты собираешься в Карлсхорст, чтобы попытаться выиграть что-нибудь, не так ли?

Он вздохнул.

— А что, если так? — Он выбросил окурок и стал искать в карманах другую сигарету. — У вас есть закурить? Мои сигареты кончились. Я бросил ему через стол пачку.

— Оставь ее себе, — сказал я, прикурив и передав ему спичку. — Пару сотен, говоришь? Знаешь, может быть, я и смогу тебе помочь. Возможно, что и тебе еще кое-что останется. Если я, конечно, получу сведения, которые меня интересуют.

Нойман приподнял брови.

— Какие сведения?

Я глубоко затянулся и не спешил выпускать дым.

— Имя одного взломщика. Первоклассного профессионального потрошителя сейфов, который, возможно, поработал примерно неделю назад — взял кое-какие побрякушки.

Он поджал губы.

— Ни о чем таком не слышал, господин Гюнтер.

— Ну, если услышишь, обязательно сообщи мне.

— С другой стороны, — сказал он, понижая голос, — я могу сообщить вам такое, что в Гестапо вас обнимут и расцелуют.

— И что же?

— Я знаю, где скрывается еврейская «подводная лодка».

Он самодовольно ухмыльнулся.